зачитывали приказы командования о бдительности с примерами, как в том, или другом подразделении Советской армии, вырезали солдат. То в одном полку, то в другом – отставшего от части офицера, раскроят как тушку барана на праздник Рамадан. Страшно.
А пока ко мне приближалось темное пятно, напоминающее человека. Мышцы напряглись, в готовности к сопротивлению. Помирать под ножом мятежников не хотелось. Да, вообще помирать не хотелось. В свое время, до одури учась обнажить ствол, я тренировал руку, стремясь выхватить ПМ из кобуры как можно быстрей. Иногда получалось за пару секунд.
Резко обернувшись, чуть не доведя себя до инфаркта мыслями о кровожадных басмачах, я был готов пустить в ход пистолет.
Тулукан – Рустак
Чтобы рядовые окончательно не свихнулись на почве охамевших вшей яростно кусающих интернационалистов, заставляя их капитулировать столь энергично, что командование, просчитав потери, организовало помывку личного состава в городской бане города Тулукан, где до нас парились басмачи. Именно так мы называли жителей Афганистана. Духами, как сейчас называют наших врагов, мы кликали худых и голодных солдат. Тощих, как, собственно, и духи.
Оружие, ранее розданное по рукам, вновь собрали в ящики, бойцов посадили на машины и, под охраной БМП-1 повезли мыться. Знай об этом мятежники, они бы нам так голову намылили, что мало не показалось бы никому. От лагеря до бани было двадцать минут езды. Сущая ерунда для замученных вшами людей.
Представляя собой помещение 13 века, типа греческих терм с водой настолько теплой, что она не превращалась в лед лишь по причине нахождения в ней советских солдат, согревающей её своими телами, баня оказалась хуже, чем мы ожидали. Серого цвета вода с мыльными кругами, все же позволяла намылить хозяйственное мыло, так нелюбимое вшами. Уж и не говорю, что все военнослужащие поголовно обрили головы и другие интимные места, соскребая волосы столь яростно, что Куликовская битва, стороннему наблюдателю, представлялась детской забавой.
Мутная, словно ей уже пользовались как минимум все жители Тулукана и восставшего артиллерийского полка до прихода советских войск в течении десятка лет, с мыльными разводами, в которых сидели палочки Коха, медленно гребущие в сторону советских солдат, вода вызывала ужас, с которым ещё справиться было можно. Но с запахом внутри, эдакой смесью зарина с хлорпикрином, проникающим в самые затаённые уголки сознание – нет.
При входе в баню на стене висело огромное зеркало, напротив которого устроился бородатый душман (а вы видели не бородатого душмана?), которого стриг парикмахер. Такой же не стриженный и не бритый как его клиент. В руках держа опасную бритву, он орудовал её как заправский мясник ножом, со свистом махая ею справа налево, чем-то напоминая красноармейца из конницы Чапаева, попавшего в гущу беляков.
– Побреемся? – предложил Кондратенков Вова, и тут же рассмеялся своей шутке.
