не повернет вспять! Неужели я прав, и это мама – мама! – вкупе со всей Семейкой заставила Любимчика гнать нас, людишек-хлебоедов[5], к Троаде под железные мечи ванакта Хаттусили? Выходит, именно рыжему быть Верховным Жрецом при Гекатомбе?
Удостоили!
На Скиросе я поднял копье, чтобы прикончить выродка-Лигерона. Ошибся! Не того убивать следовало!
Хватит! Не сейчас…
– Говоришь, все плывут, родич? Агамемнон тоже?
Хорошо смеются куреты! Сразу видно – душа чиста.
– Э-э, Фремонид, погляди, не плывет ли с нами ванакт великий Агамемнон? Не обогнал ли? Может, он уже в Трое, да?
– Э-э, Мантос! Левым глазом гляжу – не вижу. А вот правым гляжу – все вижу. Плывет ванакт великий Агамемнон, носом волны рассекает, буруны до небес, понимаешь! Эх, быстро плывет, самый смелый, наверно!
И снова корчатся от хохота мои гетайры. Правый глаз Фремониду вышибли еще много лет назад, когда он угонял очередное стадо у моего деда, Ойнея Живоглота.
Агамемнон еще в Авлиде. И вовсе не потому, что трус. Просто таков план. Настоящий – а не тот, который сейчас изучают в Трое. Тогда, ранним летним утром, на еще холодных камнях микенских стен, я все-таки убедил его. Смог! Поэтому со мною только половина войска. Поэтому Атрид в Авлиде вместе со своими хризосакосами, и афинянин Менестей там, и Асклепиады, и большая половина войска, и все наши колесницы. Поэтому мы все делаем правильно. Но…
Но как не посмеяться над носатым? Особенно после такой грозы, особенно когда у ванакта Аргоса до сих пор ноет в животе от страха.
Эх, папа! Ты бы точно не испугался!
…Правда, и Тидей Непрощенный никогда не воевал на море. Почему я так не люблю Атрида? Ведь не давняя рознь между Старой и Новой столицами, между Аргосом Неприступным и Микенами Златообильными тому виной. Завидую? Чему? Мы оба сироты, но Агамемнон несчастливее меня, все-таки папа погиб в бою, в честной схватке, а не от руки брата-предателя, как Атрей Великий. А его, Атридова, Клитемнестра, говорят, ничуть не хуже (ха-ха!) богоравной ванактисы Айгиалы.
…Стравить бы обеих! Химеру с Горгоной, Ехидну с Гарпией. Моя бы точно Атридову загрызла, талант ставлю!
В общем, не такой уж он плохой парень, носатый, – особенно ежели не на троне сидит. И хотим мы разного, он, Агамемнон, – править Великим Царством, а я…
Снова хохот – нежданный, оглушительный, словно запоздавший к буйству грозы гром. Но на этот раз его никто не слышит – кроме меня.
Агамемнон хочет править Великим Царством, а я…
А я?
Не ТЫ ли хохочешь, Дед, мой НАСТОЯЩИЙ Дед? Ведь для ТЕБЯ нет тайн под Ясным Небом, которому ТЫ владыка. ТЫ манил меня славой, великой славой, а я все тужился возразить, отказаться… Смейся, Дед, хохочи!
…Хорошо, что не все мысли можно додумывать до конца. Хорошо, что у ванакта аргосского всегда полно забот – даже поздним вечером, даже посреди моря…
– Кто? Повтори!
– Кормчий, ванакт.
Хлебоеды – согласно греческой мифологии, так называли людей боги-Олимпийцы. Слово имело уничижительный смысл.
