слове. Согласилась. В ресторане я впервые в жизни сильно напилась. Мне было весело и спокойно. Даже когда мы очутились в его машине. Он потянулся поцеловать, я не сопротивлялась. Он трогал меня – молчала. Разделся и снял одежду с меня – ждала. Вечер, в чужом городе, наконец, стало хорошо. Но он шестидесятилетний араб, отвратительную внешность которого едва ли спасает ровный характер. Мне повезло: в той стране спрашивают прежде, чем заняться любовью с девушкой, хочет ли она этого. Я отказалась. Он предложил денег. По меркам моего бедственного положения – огромных. Ответила «да». Он долго меня тискал, поглаживал и кусал. Выход – держать слово. Корчила из себя маленькую девочку, ласково шепнула, что не владею ртом в совершенстве, поэтому отдала ему правую руку. Сердце же щемило оттого, что шаг сделан. Меня выкупили из царства юных красавиц из интеллигентных семей. Потом понеслось… Мы были друзьями, но стоило дойти до секса, превращались во врагов. Через два месяца он устроил меня в отель, куда съезжались мужчины за платными удовольствиями. Полиция закрыла заведение, и нас развозили по домам и офисам постоянных клиентов. Я переехала в другую страну, а измениться уже не смогла».
Я наполнил до середины стакан бренди и залпом выпил.
Ребенку в колыбели открывают тайны добрых преданий, наш же Карлик изо дня в день слышал эту историю. Она въелась в него, заразила. Однажды ему прочитали сказку Гауфа о мальчике Якобе. С тех пор она стала его любимой, и явился он тезкой главного героя. Но всегда носил маску Бога.
В пишущей машинке «Ремингтон» есть свое очарование. Я верю в закономерность. Если суждено чему-то случиться, то оно непременно произойдет. Вот уже несколько часов барахтаюсь в мутных помоях памяти, допил бренди и жую бутерброд. Через десять дней я поставлю последнюю точку и, если буду благосклонен, напишу слово «конец». И в тот же миг или раньше может стрястись все, что угодно. На Францию нападет грозный враг, прокатится ураган или попусту разольется очередной алкоголь на стопку бумаг и в химической реакции с ним чернила, запечатлевшие мои буковки, сотрутся. Получится, что я напрасно пытался все воспроизвести. В компьютере – к ним до сих пор опасливо отношусь – нажимал бы на кнопку «Сохранить» после каждого слова. И тогда моя жизнь дошла бы до вас. Здесь же она в руках Судьбы. Страница за страницей я ваш. Непредвиденные обстоятельства, вдруг уничтожившие дневник, не оставят меня с носом. Можно писать и вовсе без бумаги и печатной ленты, просто стучать и стучать, размножая по кадрам жизнь. Это не знак протеста, не движение в защиту, не отрепетированные действия вольнодумца. Я хочу разрыть, разбередить память, выплеснуть наружу то, чему уже давно тесно внутри меня. Я эгоист и это мое право, как и другие права других эгоистов. Я хам, горжусь этим, и хватит читать эту чушь, пока я окончательно не заморочил вам голову.
Я дурю всех, и в этом преуспел. Впрочем, человек – тот еще фокусник
