Председатель пристально посмотрел на Егорова своими маленькими хитрыми глазками и медленно прошел к окну, заложив руки за спину.
– Я и говорю, значит – товарищ Егоров долг свой Родине гражданский и так отдаёт денно и ношно! – продолжил председатель, глядя в окно. – Фронтовик, передовик, ударник! Нам без него никак, он у нас завсегда впереди! А они, значит, насели – нет, мол, он только и нужен!
Говорить председатель умел. Хорошо умел. Порой, упиваясь собственным словоблудием, он часами мог выступать перед колхозниками. И выражение лица, наполненное пламенной страстью, с которой он говорил в тот момент, и размашистые жесты коротких и толстых рук напомнили Егорову речи председателя на этих собраниях.
– А что за товарищи-то? – нахмурился Егоров, снимая с головы кепку, мокрую по краям от пота.
– Такие, Василий Михайлович, товарищи, что подумалось мне – не дошло б дельце это до обкома! – вознёс председатель вверх указательный палец и со значением посмотрел на Егорова.
– Только я и нужен… Анкету мою, видимо, не читывали! – усмехнулся Егоров.
– Причём здесь анкета твоя? Ух и выдумал – анкета! Они ж тебя не на обком выдвигают, а проводником! – председатель подошёл почти вплотную к Егорову и взглянул вдруг на него снизу вверх мягким и просящим взглядом, который не предвещал ни чего хорошего. – Уважь, прошу тебя! Чего тебе стоит! Не артачься! Дел то на пяток дней всего! Отгул, само собой! А за план не беспокойся. Доложили мне, что ты мясом и так перекрыл месяц! Да и кого взамен предложить? – Саами у нас есть из тех, кто те места как «Отче наш» знают, – пожал плечами Егоров.
– Да не хотят саамов! В каждом нацмене шпиона видят! – председатель вновь отошел к окну, чуть помялся и ещё добавил, звучно и возмущённо: – Хотя и мне странно, от чего? Скандинавов всех выселили. Где ж взяться-то диверсантам? Плохо они позицию товарища Сталина уяснили по данному вопросу! Ох и плохо! А что товарищ Сталин сказал? Сказал, что страна у нас многонациональная и нации все ровны в ней! Но им ведь простительно, у них своя работа, свои нюансы…Война идёт! Перестраховываются!
Для Егорова и прошлым вечером в этом не было тайны и в тот момент стало яснее ясного, что от него не отцепятся. И возможно дело было даже не в том, что он знаток здешних мест, незаменимый специалист. Возможно, здесь поднимался неприступной стеной вопрос иного рода – вопрос принципиальности. Мол, отказался, упёрся, – всё равно додавим! Даже война с её бесконечными бомбардировками, артобстрелами, танковыми прорывами и кровавыми рукопашными схватками, сгоревшими селами, гибнущим от голода и болезней мирным населением не в силах была вытравить из человека, хоть самую малость причастного к власти, это неумолимое, ядовитое стремление удовлетворять своё честолюбие судьбами и даже жизнями простых людей.
– Так что, значит, согласен? А, Василий Михайлович? – продолжал наседать председатель, вновь усевшись за свой рабочий стол и поправляя
