чисто, – согласился я. – В мусорном ведре – упаковки от презервативов и остатки романтического ужина: шкурки от фруктов, шоколад, на балконе – пустые бокалы от вина. Если они поругались, то уже потом.
Помолчав, я неохотно добавил.
– Есть кое-что еще.
Таня не пошевелилась, но ее плечи напряглись, словно она догадалась, о чем я хочу сказать. Я залпом допил кофе, проглотил немного гущи и закашлялся, отфыркиваясь. Таня терпеливо ждала, и только ее тонкие пальцы нервно подергивались от напряжения.
– У меня… Понимаешь, у меня опять это было, – неохотно выдохнул я. – Это ощущение. Холод. Прикосновения. Дыхание. Особенно после того, как я увидел бабочек. Словно привет с того света.
– Тебе не могло показаться? – участливо спросила Таня. Я криво усмехнулся и пожал плечами.
– Все может быть. Я не ожидал увидеть на картинах мнемозину, потому что… Черт, ты сама все понимаешь.
Таня отодвинула нетронутую чашку в сторону и выдернула сигарету из пачки. Закурив, она нервно помахала перед лицом рукой, разгоняя дым, а затем спросила:
– Это… ощущение… Не могло оно появиться потому, что ты был в доме Ксении?
Я отрицательно покачал головой.
– Я часто бываю в разных домах. В том числе и тех, где недавно умерли люди. Но еще ни разу мертвецы не касались меня, если умерли своей смертью или в результате несчастного случая.
– Из этого ты сделал вывод, что Ксению убили? – без всякой иронии спросила Таня. – Или ты сделал такой вывод, осмотрев ее квартиру?
– Я подумал о том, что ее убили, до того как попал в ее квартиру, – возразил я. – Или же она покончила с собой. И тогда возникает вопрос: почему она на это решилась?
Таня вздохнула и отвернулась к окну. Ее худые плечи тряслись.
– Ты хочешь узнать, что случилось с Ксенией? – спросила она тусклым, неживым голосом. – Или взялся за это дело, потому что Рокотов пообещал тебе помочь свести счеты с Чигиным?
– Не знаю, – честно ответил я.
Таня уговаривала остаться, но я не поддался, скомкано попрощался в дверях и выскочил в душный летний вечер, когда за окном уже совсем стемнело. Мошкара моментально атаковала мое пропотевшее лицо. Отмахиваясь, я торопливо уселся за руль, закурил, завел мотор и бездумно уставился перед собой. Просидев в машине пару минут, я тронулся с места.
Домой я не поехал. У меня уже пару часов зудело под ложечкой – неприятное, хорошо знакомое тягучее ощущение. В этот вечер меня ждали на другом конце города, а я не собирался противиться. Притормозив на светофоре, я пропустил запоздалую парочку влюбленных, которые висли друг на друге и глупо хохотали, и с неожиданной завистью подумал: вот, мне уже не придется так делать.
Через час я выехал из придушенного жарой города в частный сектор. Машина запрыгала по колдобинам, и мне пришлось сбавить скорость.
До этого по доброй воле я приезжал сюда дважды, а в своей полицейской
