начальству из чекистов. Если это так – на Стародубцева, если не сейчас, так позже, можно будет плюнуть, Стародубцева можно будет обойти так, что ему останется только зубами лязгать. А если не так? Чем я рискую? В конце концов, едва ли большим, чем просто лесные работы. Во всяком случае, при любом положении попытки актива вцепиться в икры – нужно пресекать в самом корне. Так говорит моя советская теория. Ибо если не осадить сразу – заедят. Эта публика значительно хуже урок. Хотя бы потому, что урки – гораздо толковее. Они если и будут пырять ножом, то во имя каких-то конкретных интересов. Актив может вцепиться в горло просто из одной собачьей злости – без всякой выгоды для себя и безо всякого, в сущности, расчета… Из одной, так сказать, классовой ненависти…
В тот же вечер прохожу я мимо стола Стародубцева.
– Эй вы, как ваша фамилия? Тоже – профессор?
Я останавливаюсь.
– Моя фамилия – Солоневич. Я – не профессор.
– То-то… Тут идиотам плохо приходится.
У меня становится нехорошо на душе. Значит – началось. Значит, нужно «осаживать» сейчас же… А я здесь, в УРЧ, – как в лесу… Но ничего не поделаешь. Стародубцев смотрит на меня в упор наглыми, выпученными, синими с прожилками глазами.
– Ну не все же идиоты… Вот вы, насколько я понимаю, не так уж плохо устроились.
Кто-то сзади хихикнул и заткнулся. Стародубцев вскочил с перекошенным лицом. Я постарался всем своим лицом и фигурой выразить полную и немедленную, психическую и физическую, готовность дать в морду… И для меня это, вероятно, грозило бы несколькими неделями изолятора. Для Стародубцева – несколькими неделями больницы. Но последнего обстоятельства Стародубцев мог еще и не учитывать. Поэтому я, предупреждая готовый вырваться из уст Стародубцева мат, говорю ему этаким академическим тоном:
– Я, видите ли, не знаю вашего служебного положения. Но должен вас предупредить, что если вы хоть на одну секунду попробуете разговаривать со мною таким тоном, как разговаривали с профессором Фрейденбергом, то получится очень нехорошо…
Стародубцев стоит молча. Только лицо его передергивается. Я поворачиваюсь и иду дальше. Вслед мне несется:
– Ну подожди же…
И уже пониженным голосом присовокупляется мат. Но этого мата я «официально» могу и не слышать – я уже в другой комнате…
В тот же вечер, сидя на своем полене, я слышу в соседней комнате такой диалог.
Чей-то голос:
– Тов. Стародубцев, что такое их-ти-о-лог?
– Ихтиолог? Это рыба такая. Допотопная. Сейчас их нету.
– Как нету? А вот Медгора требует сообщить, сколько у нас на учете ихтиологов.
– Вот тоже, сразу видно – идиоты с университетским образованием… – Голос Стародубцева повышается в расчете на то, чтобы я смог слышать его афоризм. – Вот тоже удивительно: как с высоким образованием – так непременно идиот.
