вял и нерешителен, но его ждали пациенты, которым было не до чудес, по крайней мере, таких, чужих, общих, каждый из них жаждал чуда своего, личного и не неведомыми высшими силами сотворенного, а им, Паулем… Он миновал поворот у библиотеки и нажал на акселератор.
Когда он добрался до Кармелы, которую обычно оставлял напоследок, чтобы иметь возможность спокойно пообщаться, было уже около одиннадцати. Она дожидалась его, смирно лежа в кровати, но он сразу заметил, что выглядела она довольной, более того, почти радостной.
– Все хорошо? – спросил он, садясь на жесткий больничный стул.
– Скажем так, не очень плохо, – ответила Кармела дипломатично.
– Что-нибудь вспомнили?
– Много чего!
– А конкретно?
– Ратушную площадь! – выпалила Кармела. – Нигулисте. Пакгауз. Угол Вене и Виру, и улицу Виру, всю до конца или, вернее, начала, где прелестные маленькие башенки и цветочный ряд. Еще Филармонию с другой стороны и гостиницу Виру напротив… Словом, много чего.
– А как с Вышгородом? – поинтересовался он.
– Русскую церковь, – ответила она с готовностью.
– И как она выглядит?
– Как? Хотите, нарисую? Мне бы только бумагу и карандаш или ручку… А, да, бумага тут есть… – она извлекла из тумбочки многократно сложенный полупрозрачный с пастельных тонов разводами большой лист из тех, в которые заворачивают, зимой – так закутывают, цветы, лишь теперь он заметил, что на тумбочке в обычной для больничных условий стеклянной банке из-под компота стоят три изящные белые розы.
– Кто их принес? – спросил он помимо собственной воли, с ужасом ожидая ответа «мой друг» или «бойфренд», хуже того, «любовник», нынче женщины и не такое ляпают в глаза, но она ответила весело и просто:
– Мой брат.
– Приехал?
– Да. Дева Мария, оказывается, звонила ему на автоответчик, он прослушал записи и тут же примчался.
– И вы его сразу узнали?
– Представьте себе, да. Не только узнала, но и вспомнила…Ну какой он есть.
– И какой он есть? – спросил Пауль с интересом.
– Ох!.. Ну вообще-то он добряк. Но лодырь. И малоинициативный. Им жена руководит.
– Прямо как я, – улыбнулся Пауль.
– То есть?
– Моя мать считает, что я ленивый и нерешительный. Что мне нужна жена, которая бы мной руководила и пробуждала во мне жажду успеха, которой я лишен.
Кармела рассмеялась.
– А что она понимает под успехом? Вот вы лечите больных, делаете все, чтобы они выздоровели, и они выздоравливают, разве это не успех?
– По мнению моей матери, нет. Или, по крайней мере, это не в счет. Маленькие такие успехчики, незаметные, не шумные, стало быть, бессмысленные.
– А
