кобчика, Анна – чижа.
– А нам осталось по зяблику! – сказал царевич, подавая птицу с атласными перышками Федосье. И обрадовался: – Я ведь тебя знаю!
А в глазах вопрос: не мог вспомнить, где виделись. Да как засмеется!
– Спас Нерукотворный?
– Чудотворный Спас! – просияла глазами Федосья.
Царевич подошел к отцу Дормидонту.
– Ради праздничка, батюшка, благослови!
– С Богом и к Богу! – Попу Дормидонту дали белого голубя, и у матушки был такой же белый.
Батюшка поднял руки, отпуская птицу. И тотчас в небо взлетела, радуя народ, счастливая стая вольных.
Кто-то в толпе сказал, вздохнувши:
– Вот бы этак крепостных мужиков отпускали!
Царевич глянул на толпу, но промолчал. Принялся дарить поповским детишкам монеты.
Когда ушел, матушка собрала царское подаяние. Трое старших получили по четверти ефимка, все остальные по алтыну. А вот меньшому, что спал у матушки на руках, был даден полный ефимок.
Тут Федосья хватилась кошелька с деньгами.
– Да где же он?
Поискали на земле.
– Ветра в поле ищешь! – сказал батюшка Дормидонт. – В Благовещенье воры заворовывают на счастье всего года.
– Порадоваться, что ли, за них? – спросила Федосья батюшку.
– Греховодники, – махнул рукой батюшка, – но Господь их не казнит. На земле есть место и овце, и волку.
– А ты где царевича видела? – спросила Анна.
– В Андроновском монастыре.
– Маша пожалеет, что не пошла с нами.
– Почему?
– Царевичу скоро шестнадцать. Через год или через два жену будет выбирать из девиц.
Лицо Марии Ильиничны и впрямь затуманилось, когда услышала о наследнике. А Катерина Федоровна даже руками всплеснула.
– Сами от счастья своего отворачиваемся. Господи, прости меня, грешную.
У Дуни в глазках звездочки сияли.
– Мне царевич дал грозную птицу – копчика. Я видела, мой копчик выше всех взлетел.
– А мне государь зяблика дал. У него тоже был зяблик! – простодушно улыбалась Федосья.
– Зяблики-певунчики! – сказала Анисья Никитична. – В лесу-то сладко свистят. Все лето не умолкают.
Украденных денег не пожалела.
– Деньги были птичьи. Вот и упорхнули. Какого-то ловкача порадуют. Ну и ладно!
Тяжкие думы
Он устал, поднимая руку до уровня глаз, дышал, как в гору шел. Пальцы растопырены, толстые, дутые, рука бесформенная.
– Как же я медведя-то на рожон посадил?
Лекари говорят: водянка. Тело немощно оттого, что много сидел.
– Тридцать лет с годом сидел, – сказал Михаил Федорович немцам-докторам, хотя их не было в опочивальне. – В царях я сидел.
Мало
