ценность для изучения хода его умственного развития, для изучения вопроса: как Маркс сделался марксистом. Три письма Маркса написаны раньше, чем его статьи, и в них он еще всецело стоит на точке зрения Фейербаха. Он твердо верит, что не за горами освобождение Германии, но он ждет этого освобождения от «страждущего человечества, которое мыслит, и от мыслящего человечества, которое угнетено». Он ждет переворота от чувства глубокого стыда, охватившего немецкую интеллигенцию, стыда за свое правительство, за свою отсталость. Он пишет Руге: «Стыд есть уже революция; благодаря ему французская революция победила немецкий патриотизм и, наоборот, немецкий патриотизм в 1813 г. победил французскую революцию. Стыд есть своего рода гнев, обращенный внутрь себя. И если вся нация истинно стыдится, то она является львом, готовящимся к прыжку».
Особенный интерес для интеллектуальной биографии Маркса представляет его третье письмо к Руге. Как мы уже знаем, на страницах «Рейнской газеты» Маркс заявил в ответ на вызывающий запрос «Всеобщей газеты», что он еще не выяснил своего отношения к социализму. Но то свободное время, которое оказалось в его распоряжении после закрытия «Рейнской газеты», Маркс употребил, между прочим, и на ознакомление с тогдашними социалистическими учениями. Но эти учения, в их тогдашней утопически-догматической форме, его не удовлетворили. Его критический и творческий ум не мог увлечься догматическими учениями, и в своем третьем письме к Руге Маркс резко восстает против догматизма тогдашних социалистов. «Мы не провозглашаем догматически, – пишет Карл Маркс, – новый мир, а выводим его из критики старого. До сих пор философы разрешение всех задач оставляли под спудом, а глупому экзотерическому миру оставалось только раскрывать рот, чтобы в него летели жареные рябчики абсолютной науки. Философия стала светской, и самым ярким доказательством этого является то, что философское сознание не только внешне, но и внутренне втянулось в мучения борьбы. Если теоретическое построение и раз навсегда изготовленные формулы будущего не являются нашим делом, то тем яснее вырисовывается наша нынешняя задача: беспощадная критика всего существующего, беспощадная в том смысле, что она не боится ни своих результатов, ни конфликтов с существующими властями. Я не стою поэтому за то, чтобы мы выставили какое-либо догматическое знамя. Наоборот, мы должны стараться, чтобы догматики уяснили себе свои собственные основные положения. Так, коммунизм является догматической абстракцией, причем я говорю здесь не о каком-либо воображаемом или мыслимом коммунизме, а о коммунизме, действительно существующем, как его излагают Кабе, Дезами, Вейтлинг[7] и т. д. Подобный коммунизм является лишь особым видом проявления гуманистического принципа, порожденным своей противоположностью, частною собственностью. Однако отмена частной собственности отнюдь не означает коммунизма, и наряду с коммунизмом по необходимости должны возникнуть другие социалистические учения, например, Фурье, Прудона и т. д.».
Таким образом, уже с самого
