я предлагаю вам сделку: мы сохраним вашему сыну жизнь, но при одном условии. Вы заинтригованы?
– Каком? – тихо прозвучало в ответ.
– Помолитесь мне точно также, как и Ему, попросите о пощаде и милости. И пообещайте, что ваш сын станет служить Рейху верой и правдой. Мы ценим храбрых и доблестных солдат.
– Вы не офицер, – женщину пронзила внезапная догадка, – вы не настоящий офицер.
– Для полуграмотной крестьянки вы очень сообразительны, – молнии на петлицах сплелись в змеиный клубок, – но это не отменяет сути сделки, итак?
Мгновенно состарившись, она неуверенно оглянулась на икону – набежавшая тень скрыла лики её самых любимых и дорогих мужчин.
– Итак, я жду.
– Прости меня, сынок, – прошептали мокрые от полившихся слёз губы, – прости.
– Я жду, – нетерпеливо повторил гость.
– Никогда мой сын не будет предателем, и перед вами на колени я не стану, – женщина твёрдо посмотрела в жёлтые глаза и повторила. – Никогда.
– Безумная старуха, – офицер раздражённо вскочил и подошёл к двери, – в своей слепой вере ты готова убить собственного сына ради неясных бараньих идеалов! Ну что ж, запомни этот день, 10 июля 1944 года, запомни на всю свою оставшуюся жалкую жизнь. Но напоследок я всё-таки сделаю тебе милость, – он расхохотался и махнул рукой. – Смотри.
Она вдруг увидела старый сарай, группу немецких солдат с автоматами наизготовку, целившихся в молодого паренька. Он стоял у стены в изорванной гимнастёрке, со слипшимися от крови волосами, а разбитые губы шептали: «Прости меня, мама».
– Сыночек, – мать в изнеможении рухнула на пол.
Раздался залп и стук закрываемой двери.
ПОЛГОДА СПУСТЯ
… Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…
Старушка стояла на коленях перед иконой:
Яко Твое есть и Царство, и сила, и слава,
Отца и Сына, и Святаго Духа
И ныне, и присно, и во веки веков.
Аминь!
Дрожащей рукой она перекрестилась.
– Хозяйка, можно войти?
Оглянувшись, хозяйка дома увидела пожилого солдата с погонами старшины. Чисто выстиранная гимнастёрка, стоптанные, но начищенные до блеска сапоги. На груди было тесно от медалей и нашивок за ранения.
– Можно войти? – повторил гость. – Мне бы водички.
– Заходи, заходи, конечно, – старушка шаркающей походкой подошла к печи, – сейчас я тебя покормлю, солдатик. С фронта?
– Комиссован вчистую, вот домой добираюсь, твоя семья? – улыбнулся гость и кивнул на фото.
– Да, муж и сыновья.
– Воюют? – старшина посмотрел в глаза женщины и осёкся. – Прости, мать.
– Отвоевались мои соколики, забрал их Господь, – она смахнула набежавшую слезу. – Мужа убили на Халхин Голе, старший в финскую погиб, а младшенького расстреляли в июле сорок четвертого, он у меня разведчиком
