Попадались мужчины в элегантных белых костюмах и галстуках с заколками; обычным же праздничным прикидом простонародного местного мэна служила белая или в вертикальную полоску рубашка с коротким рукавом, белые парусиновые брюки и парусиновые же туфли, а на голове красовалась белая кепка набекрень. Наряды женщин были намного более разнообразны – от льна до шелка, – не было разве что женских брюк, и представительницы зажиточной части не украшали себя неуместными в жару мехами. Виктора по чисто практическим соображениям интересовала больше мужская одежда; вскоре он понял, что в своей рубашке в мелкую желтую клетку, светло-серых брюках из плащовки и кремовых туфлях на полиуретановой подошве он не сильно выделяется из общего фона и позиционируется как приличный господин, которого мало интересует внешний лоск и который выбирает наряд простой и удобный, уделяя, однако, внимание созданию своего стиля. К тому же плащовка здесь выглядела кульно, хотя и не вызывала удивления.
Губернская, с тротуарами и площадью перед официальным зданием, была вымощена свежим асфальтом, еще не успевшим вытащить из себя истертую ногами щебенку и растрескаться. Этакий показательный километр идеального асфальта.
По дороге на Мценскую, по адресу хозяйки, Виктор заскочил в несколько попутных магазинов на Губернской, имея две цели: взять на первый заработок чего-нибудь съестного, ибо он еще не только не завтракал, но и не обедал, и посмотреть курс местной валюты. Курс в целом оказался где-то в пределах трех советских рублей за один местный, причем еда стоила дешевле, а готовое платье и обувь – немного дороже. Виктор взял хлеба и полукопченой колбасы, по запаху внушавшей доверие, а по виду похожей на домашнюю, что появилась в домовых кухнях в середине восьмидесятых.
Мценская, в сторону Стальзавода, оказалась застроена новыми стандартными двухэтажными деревянными домиками на четыре квартиры, с большими открытыми верандами по бокам. Домики были покрашены в синий цвет, как и штакетники, ограждавшие палисады. Асфальтовое благополучие центра Бежицы, как выяснилось, к западу было ограничено Губернской, и Мценская дальше в сторону Литейной мощенна была булыжником, тротуары оказались деревянными, из досок-сороковок, уже потемневших от солнца и дождей и местами треснувших, а между тротуаром и проезжей частью тянулась канава для сточных и ливневых вод, густо поросшая бурьяном и лопухом.
Дом по указанному адресу оказался за Петровской, у самого поворота, где начиналась Молодежная. Был он таким же стандартно синим, с шатровой крышей из плоского шифера, еще не успевшего потемнеть, в палисаднике благоухал жасмин, задумчиво темнел отцветший куст сирени, и пионы качали пышными пунцовыми и белыми головами, и были еще разные мелкие цветы, на которые Виктор уже особого внимания не обратил.
У дверей подъезда, спрятанных под небольшим навесом крыльца, виднелась черная ручка механического звонка и висела табличка, сколько раз кому звонить. Виктор
