покуда.
Ждали долго, почти до вечера, Раничев уже отпустил Барбаша с Остеем, остался лишь один Лукьян. Сидели в баньке, прохаживались вдоль ручья, еще не замерзшего, журчащего черной холодной водою. Прождали тщетно.
– Что ж, – когда зазвонили к вечерне, пожал плечами Раничев. – Скажи-ка, Лукьян, что обычно с пойманными татями делают?
– Да на правеж сперва. Потом – бить кнутом да казнить али запродать в холопи, по вине смотря.
– Так и сделаем. Ты иди, Лукьяне, благодарствую за помощь. Авраама-писца увидишь?
– Да увижу. – Лукьян улыбнулся.
– Передашь, завтра его на постоялом дворе жду, после обедни пусть подойдет, ежели сможет.
– Гм… – Стражник замялся.
– Что такое? – вскинул глаза Иван.
– Навряд ли завтра сможет Авраам, – качнул головой Лукьян. – По всему ополчению с проверкою ходит – седни у нас вот был – записывает, у кого какое оружье да красиво ли, не ржаво ль, ново.
Раничев хохотнул:
– Ну то дело нужное. Прощай, Лукьяне.
– Инда, пойду. На стражу сеночь. Хорошо хоть, не в дождь. Морозец, правда, так у меня подкафтанье теплое. – Отрок улыбнулся, кивнул на татя: – А с этим что?
– С этим? – Иван недобро взглянул на съежившегося, словно пичуга, мальца. – А с этим я уж займусь, ты об том не печалься, Лукьяне.
Простившись, молодой ополченец подхватил прислоненную к бане сулицу и быстро пошел вдоль ручья к землянкам. Воренок попытался было сбежать, дернулся – да не тут-то было. Раничев задумчиво посмотрел на него:
– Есть в какой-то земле обычай – руки ворам отрубать. Хороший обычай, а?
Малец, громко завыв, бросился на землю, выставив вперед руки:
– Убей, убей, да! А то все пугаешь, устал я уже бояться, ну убей, убей же! – Повысив голос до истеричного крика, воренок резко разорвал на груди рубаху: – Убей, гад! Убей!
Подойдя ближе, Иван отвесил ему пару звонких оплеух. Успокоил. Воренок тихонько заскулил, однако кричать уже не осмеливался, лишь зыркал исподлобья.
– Как звать-то тебя, паря? – с усмешкой спросил Раничев.
– Авдеем, – откликнулся малец.
– Ну, Авдей, ждать больше не будем. Рассказывай-ка подробненько обо всех из своей шайки, а уж потом…
– Что потом? – блеснул глазами Авдей.
– А уж это – как расскажешь. Что смотришь? Говори, говори, убивать я тебя не буду.
Авдей сглотнул слюну:
– А чего мне об них скрывать-то? Как на татьбу идти – так «Авдеюшко», а как добычу делить, так «пошел к лешему». Трое нас в ватажке, с лета еще промышляем. Окромя меня еще рыжий Прокоп, мы его так и зовем – Рыжий – и Федька Коржак за главного. Тот еще упырь! К душегубству нас с Рыжим склоняет, зимой, грит, начнем купчин бить да возы грабить.
– Ага, – усмехнулся Иван. – Много вас там таких.
– Да ведь не одни будем. Федька сказывал – боярин какой-то
