малый не страшен – однорядка теплая, да и кафтан под ней, чай, не летний, с подбоем.
Иван просидел в лесу несколько часов. Хотел уж было плюнуть да идти к мосту – справиться у Лукьяна, да вдруг заметил на том берегу спускающуюся к лодкам фигуру – среднего роста мужичка в теплом, подбитом мехом, кафтане – кожухе, подпоясанном неприметным пояском. На голове – темная обшитая собачьим мехом круглая шапчонка-скуфейка, борода редкая, длинная, нос большой, висячий, словно перезревшая груша. Все это Раничеву хорошо было видно из своего укрытия – река-то и вообще не широка, а уж в этом месте – в особенности. Что за мужик? Рыбак? Перевозчик? Нет, не похож ни на того, ни на другого – больно уж прикинут прилично. Осмотревшись, мужик поправил скуфейку и осторожно отвязал от колышка лодку. Вытащил из кустов поблизости доску – ага, весла-то и нет! – уселся и споро погреб к мысу. Да тут и грести-то было совсем ничего. Выбравшись на низкий берег, вислоносый вытащил лодку на песок, но у воды не бросил, оттащил к лесу, замаскировав еловыми ветками. Перекрестился, услыхав, как заблаговестили к вечерне… Вот тут Иван и сунул ему под шею нож:
– И много ты кольчужек продал, пес?
Дьяк вздрогнул, аж рот открыл удивленно.
– Только не вздумай кричать, Софроний, – тут же предупредил Раничев, – тут повсюду наши. Лучше скажи – Авраамка жив ли еще? Коли жив… может, и тебе повезет.
– Жив, жив… – неожиданно тоненьким голоском пропел Софроний. – Ножик-то убери, не сбегу.
– Да уж, не вздумай.
Почесав шею, дьяк уселся на поваленную ветром ель. Взглянул на Ивана, словно побитый пес:
– Видать, не своим хотением действовал Авраамка, предупреждал я, да рази ж послушали… – спохватившись, Софроний тут же закрыл рот.
– Предупреждал, говоришь? – Раничев усмехнулся. – И что боярин Колбята? Неужто так туп оказался?
Дьяк пристально посмотрел на Ивана:
– И про боярина знаешь? Что будет, ежели я на него первым донос напишу? Упасуся?
– Как Авраам…
Дьяк махнул рукой:
– Да ничего с ним не сделалось. Лежит себе в баньке, полеживает… Хотел язм сперва сам с ним словом перемолвиться, так нет же, не хочет и говорить. Врет, что сам-один все вызнал. Теперь уж точно вижу, что врет. А ты, батюшка… чтой-то тебя не припомню?
– Из новых бояр я, – скромно кивнул Раничев. – Со двора Тохтамыша-царя. Тайгая знавал ране?
– Знавал, батюшка.
– Так я брат его названый!
Сказав так, Иван ничуть не покривил душой.
Дьяк бухнулся в ноги:
– Пощадишь ли, князь?
– Да сказал уже – пощажу. Веди сей же час к Аврааму. Да после донос на Колбяту-боярина написать не забудь.
– Уж не забуду, – поднимаясь, усмехнулся в бороду дьяк.
В
