угрюмо, не то отвергая, не то подтверждая, буркнул один, неприветливо глядя на калику. А с чего ему приветливо на киянина глядеть?
– Из Менска ли?
– Ну из Менска, – всё так же неприветливо подтвердил тот. Второй только зыркнул хмуро, но промолчал. Но Колюта не унимался:
– Так ваших ещё зимой всех побрали, пригнали и попродали. А ты о сю пору здесь?
– А меня воевода Коснячко сначала себе хотел оставить, – криво усмехнулся кривич. Кривич. Криво.
– А потом?
– А потом передумал, – холоп усмехнулся ещё кривее. – Зубы мои ему не показались. Остры больно.
– А ты… – Колюта на миг запнулся.
– Ну? – кривич поднял глаза.
– Не помнишь такого – Горяя-киянина?
Кривич несколько мгновений смотрел на Колюту всё с тем же равнодушием, потом покачал головой и отворотился. Но тут неожиданно подал голос второй.
– Я знаю такого, – этот смотрел и вовсе почти враждебно. Изрядно заросшая голова была когда-то брита, длинные усы смешивались с длинной щетиной на подбородке. Это вой. – Он твой сын?
– Нет, – калика покачал головой.
– Он погиб, – обронил вой, равнодушно отворачиваясь. И вдруг обернулся опять, сквозь равнодушие прорвалась нечеловеческая злоба, глаза засверкали. – Он шёл пешком через дебри, зимой, чтобы нам весть донести о зимнем походе. Он, киянин, Менск защищал от ваших князей, которые пришли как воры – зорить чужое княжество! Он на Немиге в жертву себя принёс, чтоб победу добыть! Понял, ты, киянин?!
Колюта несколько мгновений смотрел на кривича, и ему смерть как хотелось бросить в ответ что-нибудь глупо-напыщенное, вроде «Я знаю. Это я его послал». Задавив неуместное бахвальство, он вновь понурился, кивнул и шаркающими шагами двинулся прочь.
Калика миновал две лодьи и остановился около третьей, когда вдруг ощутил за спиной чьё-то присутствие и упорный взгляд – быстрый и скользящий, чтобы не привлечь внимания. Спина его аж вся напряглась, Колюта едва удержался, чтобы не выпрямиться.
Следил кто-то один. Кто? Впрочем, понятно кто – скорее всего, люди Коснячка. Ищут Горяя, кто-то вспомнил, что его не раз видели рядом с ним, Колютой. А тут ещё Колюта неосторожно принялся расспрашивать про того же Горяя на вымоле. И у кого? У холопов известного греческого иудея, Исаака Гектодромоса. Вовремя ты надумал из Киева уходить, Колюто, только чуть поздновато.
Проворонил.
Рядом как раз собиралась отойти лодья, и хозяин её, плотный коренастый купец, бегал по кораблю от носа к корме и обратно, строжил корабельщиков и холопов. Вот-вот и чалки сбросят на берег. Нужно ли тебе что лучше, Колюто?!
Чутьё Колюты внезапно обострилось, он видел многое сразу. Но виду не подал, что заметил что-то, только взялся левой рукой за пояс, поближе к кожаной калите, раздёрнул коротким движением шнурки. И тут же крутанулся на пятке, уходя в сторону
