бахвальство! Пошлость от нечего делать! Ведь ты сама вышла замуж за Голубятникова, а не Оболенского.
– Это – не пошлость и не пафос, а обоснованная традиция, – жестко оборвала ее бабушка. – По крови передаются сила интеллекта и порода, как бы людям ни хотелось с этим поспорить. Мой муж, дорогуша, по матери был фон Якобс! Гордись этим и ты, болотная лягушка! Тебе многое передалось от нас, не то, что твоей таёжной сестрице. Забудь о ней! Гуляй по старому Петербургу и думай, что это по праву твой город! – И добавила миролюбиво. – И иди уже, наконец, отсюда! Нечего тебе, красавице, сидеть со старухой. Не куксись! Будь, как я в молодости. Танцуй, смотри спектакли, лови женихов – да не кого попало, а чтобы с происхождением. Всякие туземцы только и ждут, как бы им настоящую барышню изловить. Ишь, чего захотели. А мы с тобой, когда видимся, только расстраиваемся, право слово! Так что проваливай, да звони мне иногда! Ну, кыш! Я сама постираю носки.
Аня, сунув украдкой в сумочку фотографию молодого Кирилла и маленькой девочки, чмокнула морщинистую щеку, закрыла за собой дверь, и с облегчением перевела дыхание: бабушка разрубила мучительный узел их отношений, оставив, однако, иллюзорную ниточку родственной связи. Пусть на словах, но она признала внучку равной себе, и фамильная заноза, с детства сидевшая в сердце девушки, вдруг растворилась и начала изглаживаться из памяти.
Неясной оставалась судьба внезапно обретенной сестры. Якутка показалась Анюте ниспосланным с неба ангелом в час ее разрыва с семьей. И она обещала себе, что когда-нибудь непременно отыщет неведомую Милану: «Время поможет…»
Ужас из прошлого
Кирилл часто являлся Ане во сне. Чудилось, он вновь презрительно глядит на нее, говорит неприятные слова. Просыпаясь, девушка вспоминала, что он умер целую жизнь назад, но угрюмое настроение сохранялось весь день. Даже находясь в постели с любимым мужчиной, Аня ощущала на себе тяжелый, осуждающий взгляд утопленника. Становилось холодно, словно белесый призрак тянул ее за собой в ледяную бездну. Она кричала во сне: «Почему?! Почему ты не любил меня, и не хочешь, чтобы меня полюбил кто-то другой? Почему ты упорно считаешь, что меня не должно быть на свете, даже если твоего вожделенного бельгийского бизнеса уже нет?» Аня рыдала, а красавец-латыш Друвис говорил, нежно обнимая ее за плечи:
– Малыш, твой отец, да, отец, не бойся этого слова, был нездоров, а может быть, доведен до сумасшествия. Не надо копаться в прошлом. Просто забудь его выходки, и думай о радостях! Все твои печали давно прошли! Ты была ему не нужна? Ну и пусть! Зато ты нужна мне! Я счастлив, что у него родилась именно ты, а не какой-нибудь мальчик! Я очень люблю тебя. И всегда буду рядом.
Стылый ужас сменялся в сердце Аннушки блаженством. «Мой Друвис потрясающий, – думала она. – Не знаю, почему он со мной. Не знаю, достаточно ли я хороша. Но, если я делаю его счастливым, такая, как есть… То это всё, чем я хочу быть на свете».
Друвис предложил заказать молебен о душе ее отца:
– Тогда Кирилл не будет являться тебе.
Аня недовольно поморщилась:
