приняты от вас. Когда я три раза хлопну в ладоши, войдите, раздвинув эту портьеру, и я надеюсь, что эффект, который вы произведете, будет изумителен.
Герцогиня де Шеврез поспешно убежала в спальню, где королева ожидала странного зрелища, приготовленного ее фавориткой. Кардинал, стоя в дверях, удерживая дыхание, чтобы лучше услышать условленный знак, рассуждал сам с собою:
«Что подумали бы серьезный посланник Филиппа IV и горделивый министр Якова I, если бы увидали меня в шутовском костюме, ожидающим приказания женщины, чтобы разыгрывать смешную роль? Они стали бы насмехаться над моею слабостью, но, может быть, в этом сумасбродстве есть столько же мудрости, сколько и в самых глубоких соображениях моей министерской обязанности».
Послышался сигнал. Ришелье, быстро отдернув портьеру, устремился в комнату. Но это был не Ришелье, а Панталоне, шутовское лицо на итальянской сцене. Он принял позу полукомическую-полуграциозную, колокольчики у колен его зазвенели, кастаньеты на руках забренчали. Анна Австрийская и ее лукавая фаворитка громко захохотали. Самый хитрый человек во всем королевстве попал в грубую засаду. Герцогиня де Шеврез, сидя за клавикордами, заиграла прелюдию модной сарабанды, между тем как королева, раскинувшись на диване, смеялась.
– Ну, синьор Панталоне, мы вас ждем, – сказала герцогиня, – начинайте.
При этих словах послушный прелат выставил ногу, сложил руки, сладко улыбнулся и начал показывать всю грацию, какую только кардинал может выказать в балете, и наконец запыхавшись, с лицом, орошаемым пóтом, упал к ногам королевы.
– Ваше величество, – сказал он голосом задыхающимся, но звучавшим, однако, любовью, – поверите ли вы теперь моей почтительной преданности? Будете ли еще думать, что я не способен сделать ничего в угождение вам?
– Кардинал, – отвечала Анна Австрийская, отводя разговор от того направления, которое Ришелье хотел ему дать, – уверяю вас, что вы восхитительно танцуете сарабанду.
– Если б вы не были кардиналом, вам следовало бы быть танцовщиком, – прибавила герцогиня.
– Я был бы рад сделаться всем, чего пожелали бы вы, ваше величество, только бы вы не требовали от меня равнодушия к вашим восхитительным прелестям.
– Теперь вы любезничаете, – сказала королева, смеясь, – этого качества я в вас не знала, кардинал.
– У красавицы всегда есть обожатели! – с жаром ответил кардинал. – Их блеск ослепляет, обладание ими приводит в упоение, даже если о нем только мечтаешь.
– Синьор Панталоне, – сухо сказала королева, – кажется, ваша роль увлекает вас слишком далеко.
– Вашему величеству следует быть снисходительной к его преосвященству, – поспешила сказать герцогиня де Шеврез, испугавшись, что королева забывает о своем обещании настолько поощрить влюбленного, чтобы от него можно было вырвать письменное доказательство его страсти, – во время карнавала и в маскарадном костюме влюбленные имеют право говорить все.
– Если преимущество карнавала позволяет
