Скотта с самого начала пришлось пережить немало трудностей. Мотосани, на которых предполагалось везти продовольствие, из-за замерзания горючего вышли из строя. Из-за этого несколько саней пришлось бросить вместе с провиантом, одеждой, горючим и приспособлениями для палаток. Остальные мотосани пятерым членам экспедиции пришлось всю дорогу через снежные заносы, расселины и нагромождения льда тащить на себе. Маньчжурских пони, которых Скотт предпочёл собакам, пришлось застрелить: они не выдерживали холода и перегрузок. Достигнув Южного полюса члены экспедиции были вымотаны до крайности. Но еще предстояло возвращение. И возвращение действительно обернулось трагедией для экспедиции. Жестокая нехватка еды и питья, страшный холод, постоянные метели, сокрушительный северо-западный ветер. Измождены были все пятеро. Первым погиб унтер-офицер Эдгар Эванс. В принесенную северо-западным ветром «мокрую» метель он, шедший первым в связке, упал с ледяного утеса, разбил голову и, пробыв сутки в болезненном бреду, скончался. Это было семнадцатого февраля тысяча девятьсот двенадцатого года. Капитан Лоуренс Оутс отморозил обе ноги, он не мог идти. Он просил товарищей бросить его, спасаться самим, он понимал, что обречен, что с начавшейся гангреной ему жить осталось не больше двух-трех дней, что он является обузой. Однако Роберт Скотт, Эдвард Уилсон и Генри Боуэрс продолжали тащить его на себе. Глядя на спящих изможденных товарищей, ранним утром шестнадцатого марта Оутс принял решение. «Пойду пройдусь», – просто сказал он и выполз из палатки. Его тело так и не нашли. Путешественников осталось трое. Последний лагерь Скотта находился в одиннадцати милях от лагеря «Одна тонна» с запасом продовольствия, но выйти из палатки и двигаться дальше полярникам мешала сильнейшая вьюга; их силы были уже на исходе. Голодные, изможденные путешествием, они медленно замерзали. Последняя запись в дневнике Роберта Скотта сделана двадцать девятого марта тысяча девятьсот двенадцатого года. Он продержался дольше всех. Умер последним. Его нашли с письмами, дневниками товарищей, его собственным дневником, прижатыми к груди, лежащим в незастегнутом спальном мешке, тогда как спальные мешки Уилсона и Боуэрса были наглухо застегнуты снаружи. Из дневника и писем Скотта стало ясно, что весь обратный путь, невозможный, тяжелейший, с ним рядом была его любимая, его жена Кэтлин Брюс…»
– Жена и любимая… – Сазонов саркастически хмыкнул. – Сочетание несочетаемого. Сейчас прямо расплачусь! Мы отдыхать сюда приехали или лекции по истории Антарктики слушать?
– Представляете, девочки, – продолжала Ольга Ширяева, – Скотту казалось, что в метель, в мороз, утопая в снегу, его Кэтлин шла рядом с ним, будучи шестым членом экспедиции. На привалах она поила Скотта горячим какао, растирала его заледеневшие руки и ноги, говорила очень нужные и важные, чтобы его подбодрить, слова. Временами она даже несла вместо него тяжеленный рюкзак или тащила сани, чтобы он отдохнул. Сначала Скотту казалось, что он сходит сума. Что этого просто не может быть. Потом он смирился. Он понимал, что без Кэтлин ему не дойти. Двадцать девятого марта он проснулся, ее рядом не было. Она не пришла. Тогда Скотт понял, что это его последний
