а когда начинают делать нужное, не знают, как делать, – и страдают от того. Привыкают к страданиям и живут себе, два дня в неделю страдая ещё сильнее, потому что время свободное и мысли всякие лезут. А чтоб не лезли, пьют, – он снова замолчал, собираясь с мыслями. – В рамках вселенной мы – ничто. В рамках земли мы – ничто. В рамках страны мы – легко заменяемое ничто. В рамках дома мы – двигающаяся мебель. И если крыша вдруг обвалится, мы сломаемся, как шкаф с книгами. Единственный клочок земли, где мы что-то стоим, это квадратный метр, который мы занимаем. Пока ты будешь задаваться вопросам «что будет дальше?», всегда будет только «вчера» и никакого будущего. Изучай, оглядывайся, знакомься, отыщи цель. А коли нашел – стремись к ней. Ну или брось все, стань бомжом и гуляй, где вздумается, – с усмешкой добавил он, поднимаясь.
– Не, – не уделив даже минуты раздумьям, буркнул Никита. – Максимализмом тянет. Надо что-то более реальное.
– На не и суда не, – Кеша неряшливо отряхнулся. – Тогда найди работу и увлечение какое-нибудь, чтоб злоба таяла за этим делом, – он посмотрел на рваный рукав. – Хоть вязать научись, – Никита посмеялся. – А что? Благодарное занятие, между прочим. Ай!.. Не моего это ума дело, в общем. Я спать, – Кеша по ступенькам поднялся и добавил. – Ты это, не говорил Вите про хрусталь, будь другом.
Никита коротко кивнул и остался поразмыслить пару минут, по итогу просидев на крыльце до рассвета.
– Тебя очень сложно забыть, – коротко кивнув, ответил Иннокентий. – В том дело, что я работаю на нашего общего знакомого. Искренне рад приезду, но надо держаться правил.
Никита смотрел на него, как на один из экспонатов выставки современного искусства, – с приоткрытым ртом и желанием поглядеть на что-то понятное и знакомое. Кеша и раньше был в меру вежлив, но тогда от него веяло не какой-то дичью, а дюжим опытом и помоями, а под его истории хотелось постоянно доливать ему в рюмку. Иннокентий же выглядел чересчур приторно, хотя некоторые приятные мелочи вроде морщинистого лица или доброго взгляда сохранились.
– Сейчас спущусь, – Никита протер глаза с толикой надежды, что это сон, но когда открыл их, заметил уходящего Иннокентия.
Компания сидела за большим овальным столом, вроде тех, что стояли в замках из кино. За исключением того, что у этого две из восьми ножек сгнили, а их единственную функцию (исключая удары по бедным мизинцам на ногах) выполняли собранные в столб книги.
Скрипом ступеней Никита оповестил всех о своем прибытии. И без того вялый разговор тут же прекратился, и все машинально повернули головы к арке.
– Почему мы туда смотрим? – вполне логично задал вопрос Миша. Катя закатила глаза, скривив губы, но тоже задумалась.
Никита обошел Игоря, продолжавшего спокойно есть, скрипнул ножками стула, сел и коленом выбил Толстого с Шекспиром из стопки других авторов. Крышка стола прогнулась, выплеснув из тарелки суп на сидящую слева Катю. Сначала визг, подхваченный эхом из-за высоких потолков в полупустом зале, заставил всех зажать уши, а дальнейшее
