К упавшему парню подошел Кеша и помог подняться. Слова отказывались собираться в предложения, поэтому Никита был похож на попугая, невпопад выкрикивающего набор из сказуемых, прилагательных и существительных.
– Сё-сё, – успокаивал Кеша. – Почапали к дому, – он закинул лопату на плечо и повел Никиту по дороге под светом звезд.
К их прибытию все в доме уже спали. Кеша вышел на крыльцо с пластиковой бутылкой, где плескался ром, и, похлопав Никиту по макушке, сел на ступеньку ниже. Он сделал глоток из горла и передал пойло.
– Триста рублей за пять литров – все же перебор, – корчась и кашляя после глотка, подытожил Никита. Кеша забрал бутылку, осушил ее наполовину и только шмыгнул носом, точно закусив.
– Пятьсот рублей или десять тысяч, – в житейской манере отвечал Кеша, – в чем разница? Во вкусе? Морщимся от него, а к третьему глотку уже не замечаем. Брехня сивая эти цены. Вся затея-то в опьянении! Деяниях без веских поводов. Освобождении от придуманных собой же оков, которые кажутся из титана, а на деле бумажные.
– Предлагаешь мне стать алкоголиком?
– Ни в коем разе, – Кеша запрокинул голову и посмотрел на Никиту снизу вверх. – Предлагаю переставать набивать себе цену перед бездомным и пить, что дают.
Его улыбка казалась настоящей. Без подхалимства, наигранности и другой мишуры. Как если бы у улыбок существовал один общий шаблон, от которого пошли ее разновидности, и по иронии достался он бомжу.
Никита сморкнулся, попав зеленой кляксой на кроссовок, и понуро вздохнул, вспомнив, что купил их только вчера. Кеша оттянул шарф, протер обувь, обтер его об траву и накрутил на шею.
– Что с лицом? – спокойно спросил он.
– Ты мне только что ногу своим шарфом вытер.
– Верь на слово, это не самое ужасное, что он вытирал, – Кеша почесал за ухом. – И не о том балакаешь, – он спустился вниз, лег на траву и предложил алкоголь Никите. Тот, морщась, отказался. Тогда Кеша допил остатки, дунул в бутылку, закрыл ее крышкой и подложил под голову.
– Откуда в округе столько собак? – предвкушая вопрос, Никита специально сменил тему.
– От людей, откуда ещё? Кой не одуванчики расти там, куда ветер додует. Берут их на год, а потом выбрасывают. Видал ошейники? По мне так лучше б усыпляли.
– Хм. Они сразу так звереют?
– Не сразу. Сначала щенячатся к людям, а потом дичают. Привыкают, стало быть. Выброшенные то ещё ниче – наученные, старые порядки из них не вытянешь. А вот щенки – это ублюдки одним словом. Такие ни ласки, ни любви не знали, да надежда на приют им не привита. Коль свезло – забирают кто подобрее, а нет, вон в стаи собираются. Таких ловить да в питомники и туда же, – он махнул рукой, – в сон.
– Или лопатой, – усмехнулся Никита. – Я тебе жизнью обязан.
– Че уж там. Сочтемся.
– Откуда
