они придут в себя», – был убеждён Пул. «Русский солдат, несмотря ни на что, остался солдатом русским», – со смешанным чувством гордости и горести понимал он. А то, что его бывший командир по Первой мировой войне сейчас советский разведчик, не прибавляло ему оптимизма и хороших мыслей. Мирк-Суровцев сунул свой нос куда только мог. Ещё и рекомендации стал давать. А то, что эти рекомендации оказались результативными, ещё больше раздражало Пула. Так, разобравшись в структуре немецких разведывательных и контрразведывательных органов, Суровцев посоветовал в деле с немецким фельдъегерем, которого сам и застрелил, бросить тень на абвер. И самое поразительное, что гестаповец Фогель, представляющий здесь СС, точно хищная рыба повёлся на эту фальшивую наживку. Соперничество между СС и абвером вылилось в конкретные подозрения офицеров абвера в причастности к похищению злосчастного фельдъегерского портфеля. А сделать это оказалось проще простого – «вернуть» документы не через мощную агентуру гестапо, а через более слабую в Финляндии агентуру абвера. И штандартенфюрер Фогель всерьёз заговорил о симпатиях абвера к англичанам. «Знал бы, дурак, кто на самом деле за всем этим стоит», – всё же не без злорадства думал финский генерал. Но, подсознательно желая насолить Суровцеву за причинённые беспокойства, он вдруг заговорил о теме, которая, по его мнению, должна была вывести Суровцева из равновесия:
– А вы, ваше превосходительство, не думали о том, что в вашем случае причастность к тайной политике может вам стоить головы? Если своих партийных соратников Сталин расстреливал в списочном порядке, то чего в будущем ожидать лично вам – бывшему доверенному лицу самого адмирала Колчака?
Тактичный Маннергейм не мог себе позволить задать столь бестактный вопрос. Но и ему было интересно, что ответит гость. Возникшую тишину нарушал только треск горящих в камине поленьев.
– Мне кажется, я если и не понял, то уловил и почувствовал внутреннюю логику репрессий в России, – сдержанно отвечал Суровцев.
– Вот как, – не скрывая иронии, прокомментировал сказанное Пул.
– Именно так.
– Продолжайте, голубчик, – то ли приказал, то ли попросил Маннергейм.
– Итогом революции стало уничтожение и замещение верхних слоёв общества. Это и не скрывалось, и декларировалось на каждом митинге. Но вот как сформировать правящий, а значит, привилегированный слой в новом Советском государстве при провозглашённом интернационализме и бесклассовом обществе, никто не придумал. Вероятно, никто и не думал. В первые годы советской власти в какой-то своей части этот правящий слой формировался даже из деклассированных элементов, которым и место даже не в тюрьме, а сразу на виселице. Сейчас новая аристократия оказывается то узконациональной… То она оказывается слишком крестьянской… То непомерно пролетарской… То чересчур милитаристской… И конца этой карусели до сих пор не видно. И что самое неприятное, в орбиту этих кровавых споров втянут простой народ.
