style="font-size:15px;"> В одиннадцать пятнадцать Кауфман сел на экспресс, который шел через Мотт-Авеню. В вагоне с ним были еще два пассажира: пожилая чернокожая женщина в пурпурном пальто и бледный, усеянный прыщами подросток, который одурманенным взглядом уставился на граффити «Поцелуй мою белую задницу», красовавшееся на потолке.
Кауфман зашел в первый вагон. Ему предстояло ехать тридцать пять минут. Из-за ритмичного покачивания поезда он довольно быстро задремал. Поездка была скучной, а он сильно устал. Кауфман не видел, как во втором вагоне замерцал свет. Не видел, как Махогани наблюдает за пассажирами сквозь дверь в тамбуре, выискивая свежее мясо.
На Четырнадцатой улице чернокожая женщина вышла. Но никто не вошел.
Кауфман на секунду открыл глаза, взглянув на пустую платформу, и тут же снова закрыл их. Двери с шипением затворились. Кауфман застыл где-то в тепле между бодрствованием и сном, в голове его роились нарождавшиеся сны. Это было хорошее чувство. Поезд поехал дальше, громыхая по тоннелям.
Может, в полудреме Кауфман и отметил, что двери между первым и вторым вагонами раскрылись. Может, почувствовал неожиданный порыв подземного воздуха и отметил, что шум колес на секунду стал громче. Но предпочел не обращать на это внимания.
Может, он даже услышал звуки борьбы, когда Махогани одолел юнца с одурманенным взглядом. Но все казалось таким далеким, а сон – таким обольстительным. Кауфман задремал.
По какой-то причине ему снилась кухня в родительском доме. Мама резала репу и улыбалась, орудуя ножом. А он был таким маленьким во сне и смотрел на ее сияющее лицо, пока она работала. А нож все опускался и поднимался, опускался и поднимался.
И тут Кауфман резко проснулся. Мать исчезла. В вагоне было пусто, подросток куда-то подевался.
Как долго Кауфман дремал? Он не помнил, как поезд останавливался на Западной четвертой улице. Встал, голова была еще тяжелой, и чуть не упал, когда вагон резко качнуло. Кажется, состав набрал приличную скорость. Может, машинист тоже хотел домой, лечь в постель к жене. Поезд мчался сломя голову; и это чертовски пугало.
Окно в двери между вагонами закрывала рулонная штора, которой, насколько помнил Кауфман, раньше не было. Он уже пришел в себя и начал слегка беспокоиться. Возможно, он заснул, и охранник просто не заметил его в вагоне. Возможно, они уже проехали Фар Рокуэй, и теперь поезд торопится туда, где все поезда остаются на ночь.
– Да ну на хер! – громко сказал Кауфман.
Может, пойти вперед и спросить машиниста? Какой же тупой вопрос будет: где я? И в такой час не велика ли вероятность, что вместо ответа он получит поток отборного мата?
А потом поезд начал тормозить.
Станция. Да, станция. Поезд выкатился из тоннеля, его окатило грязным светом на Западной четвертой улице. Никаких остановок Кауфман не пропустил. Так куда подевался мальчик?
То ли он плюнул на предупреждение
