и раскладывают свои вещички на обеих.
– Мило, – комментирует Кэм.
– Я уже привыкла. Ты уверен, что хочешь рискнуть и оказаться замеченным в компании со мной?
– Шутишь? Ты же красотка.
Я смеюсь.
– Зачищенная красотка, не забывай.
– Так они из-за этого? – Он оглядывается назад. – Хочешь, ввалю им за тебя? – И он принимает боксерскую стойку со вскинутыми кулаками.
– Всем троим? И что бы ты делал, если бы я согласилась?
Он бросает взгляды по сторонам.
– Свалил бы куда-нибудь. Но у меня есть свои способы расквитаться с обидчиками. – И он смеется преувеличенно громким смехом сказочного злодея.
– Не сомневаюсь.
– А разве то, что они сделали, не задевает тебя?
– Я привыкла. Но… – я умолкаю.
– Но что?
– Как-то так выходит, что все те, что меня окружали, внезапно исчезают. Возможно, поэтому меня так сторонятся, и если причина в этом, то я их понимаю.
– Исчезают? – Его лицо принимает серьезное выражение. Значит, Кэм может быть и таким. – Такое происходит повсюду, – говорит он с такой горечью, что мне остается только гадать, что же за этим стоит.
– Смотри, вон. – Я указываю на пустую одиночную скамейку за административным зданием. – Если не боишься.
– Так… дай-ка подумать. У тебя есть портативный бермудский треугольник, который повсюду следует за тобой?
Я озираюсь по сторонам.
– Должно быть, сегодня оставила его дома.
– Собираешься подсыпать порошок-невидимку в мои бутерброды, когда я отвернусь?
– Нет!
– Тогда я рискну.
И я не говорю ему другую причину, почему меня это уже не так беспокоит. Список того, что меня действительно беспокоит, довольно-таки внушительный, и всякие глупости мальчишек-старшеклассников занимают в нем одно из самых последних мест.
Мы молча жуем наши бутерброды, потом Кэм достает торт.
– Тут два куска, – говорю я. – Ты это спланировал?
– Кто – я? Нет, мне же нужно расти. Всегда беру с собой два куска торта. Но я не против поделиться. – Он вручает мне один кусок, и я откусываю от него.
Нежный, сладкий. Вкуснятина.
– Как жаль, что моя мама не любит печь.
– Давно здесь живешь?
Я скашиваю на него глаза.
– Не очень. Около двух месяцев.
– А тебе никогда не хотелось узнать о других твоих родителях?
– Других родителях? – переспрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, что он имеет в виду. Наш разговор заходит на запретную территорию. Начинает затрагивать те темы, о которых я вроде бы не должна думать, и уж тем более – говорить. У Зачищенных нет прошлого, они начинают жизнь с чистого листа. Оглядываться назад не дозволяется.
– Ну, ты знаешь. До того, как ты стала Зачищенной.
– Иногда, –
