Ванька тряс мою руку, и щеки его подпрыгивали. – Зяблик, как ты?
Добрый был пацан, всегда. Но хлипкий совсем. Он стал не нужен еще лет пять назад. Но я приглядывал на всякий случай, чтобы не обижали.
– Уймись, Ванька, хватит, – сказал я, слишком уж он напирал. – Как тебя сюда занесло?
– С дружбаном пришел, у него тут папаня работает. Такой дружбан, Зябличек, ты с ума сойдешь!
– Ну это вряд ли. А где дружбан-то?
– Наверху. В офис пошел.
– А тебя не взял?
– Зачем? – удивился Ванька. – Я там никто. А он – сын директора.
Ну да, никто – это про Ваньку. Хотя для меня и сын директора – никто. До поры до времени, конечно. Пока не докажет, что сила есть, а там посмотрим – друг или враг.
Ямки на Ванькиных щеках углубились, глаза заблестели хитрым.
– Сюрпри-и-из!
Сюрпризов я не любил.
– Смотри, вот же, вот! – Ванька тыкал за турникеты и чуть не подпрыгивал. Некрасивая девица брезгливо кривилась. – Дружбан-то мой! Узнаешь? Мы теперь в одном классе.
Я узнал. С неприятным холодком между лопатками. В Саду я называл его белобрысым, а после не называл никак. Потому что не видел уже лет девять. Тогда, в Саду, он все время лез ко мне и через меня, а я всегда у него выигрывал. Характер-то там был, ничего не скажешь, но выдержка – дрянь. Сорваться мог в любую минуту. Пару раз я его здорово отлупил. А он меня – ни разу.
– Игорь. – Белобрысый протянул мне руку как чужому.
– Ты чего, Игорек? – Ванька снова заиграл ямочками. – Это же Зяблик, помнишь его, дурила? Мы же в садик вместе ходили!
– Не помню, – холодно ответил Игорек. Пальцы у него были липкими.
Вообще-то я его понимал. Забыть меня – лучшее, что он мог сделать. Я ведь его забыл и еще раз забуду, как только он выйдет за эту стеклянную дверь.
– Вы еще цапались вечно, – веселился Ванька, – помните?
– Ага, – сказал я, – привет, белобрысый. Коленочки не болят?
Как-то он здорово меня подставил, нарочно, за что получил с налета, после чего добрых полчаса отстоял на коленях. В туалете круглосуточной группы, на кафельном полу. Ныл, размазывал сопли, но стоял. Деваться ему было некуда.
– Пойдем, Ваня. – Белобрысый дернул плечом, и Ванька вдруг сдулся, даже щечки опустились. – А ты… ты… – он сжал кулаки, – постригись, ходишь как баба.
Я посмеялся его глупости, и они ушли. Один – задрав подбородок, второй сутулясь и немного косолапя. У выхода второй обернулся и помахал мне рукой. Хороший был пацан, но совсем, совсем ненужный.
Там, вовне, солнце еще проливалось в бурые лужи, но в Берлоге влажно и тяжело дышали сумерки. Сырел матрас, от него пахло прошлогодней соломой и спитым чаем. Сентябрь только начинался, и вечерами здесь было вполне терпимо. Печку я пока не растапливал, но ватное одеяло уже
