младенца, а потом и мальчика. Она думала, что знает про него всё – все его желания, нужды и тайные обиды.
«Что он делал возле тюрьмы?»
Элизабет сама испугалась этого вопроса, поскольку в глубине души знала ответ.
Усевшись на диван, она открыла папку с делом и вытащила фотографию, снятую кем-то из криминалистов менее чем через час после того, как объявили об исчезновении Джулии Стрэндж. На снимке Элизабет, одетая в полицейскую форму, стояла с краснолицым младенцем на руках. Кухня у нее за спиной пребывала в полном беспорядке. Гидеон захватил ткань ее рубашки в крохотный кулачок. Поскольку она была салагой и единственной женщиной в доме, ей поручили заняться малышом до прибытия социальных работников. Тогда Элизабет и понятия не имела, как реагировать на такую нужду и беспомощность. Она сама была практически ребенком. Да и до сих пор не знала, как на такое полагается реагировать.
Элизабет откинулась на спинку дивана, вспоминая все те дни и месяцы, которые провела с этим мальчишкой за годы, последовавшие за смертью его матери. Она знала его учителей, его отца, друзей, которых он завел в школе. Он звонил ей, когда был голоден или когда ему было страшно. Иногда приходил к ней домой, чтобы сделать домашнее задание, поговорить или просто посидеть на крыльце. Для него этот старый дом тоже был святилищем.
«Гидеон…»
Палец коснулся лица на фотографии, а когда из глаз покатились слезы, она позволила им беспрепятственно бежать по щекам.
«Почему ты просто не поговорил со мной?»
Но он все-таки пытался, припомнила она; однажды звонил аж три раза, потом еще, а потом пропал. Она ведь знала, что Эдриен выходит из тюрьмы и что Гидеону тоже про это известно. Ей следовало предвидеть, как он отреагирует, понимать, что он способен на какую-нибудь глупость. Он ведь всегда был такой чувствительный, так погружен в свои мысли…
«Мне надо было это предвидеть!»
Но она навещала Ченнинг в больнице, потом общалась с полицией штата и бездумно шаталась по залам своего собственного ада. Ни черта вокруг себя не видела. Даже ни разу и не подумала про него.
«Бедный малыш…»
В ту минуту она позволила себе отпустить тормоза, ощутить всю вину материнской любви, хотя не была на самом деле матерью; потом отложила папку, засунула за ремень пистолет и поехала в тот шлакоблочный бар, что пристроился в тени тюремных стен.
5
На Мейн-стрит Элизабет превысила ограничение скорости ровно вдвое. Мимо проносились размытые тротуары и узенькие улочки с чугунными оградами и зданиями из красного кирпича, настолько выветренного, что они напоминали куски оранжевой глины. Миновала библиотеку, башню с часами, старую тюрьму, построенную еще в 1712 году, во внутреннем дворике которой до сих стояли деревянные ко́злы с колодками для телесных наказаний. Через шесть минут под визг резины она уже слетала с развязки к северу на широкую автостраду мимо последних остатков города – несколько возвышающихся вдали и слева
