в армии, я уселся на чурбачок, стоявший тут же и, как загипнотизированный, смотрел на своего собеседника.
– Нить твоей судьбы извивается и переплетается, словно заячьи тропы, – неожиданно заговорил шаман. – Я вижу, что местами она обуглена огнём, местами мокрая от слёз и боли, а, местами, солёная от пота.
– Это было, или будет?
– Было. Нить, которая у тебя впереди, ещё чистая. Проживёшь её, тоже отметины останутся. Я для другого тебя позвал.
– Для чего?
– Голова у тебя не болит? И нога вот тут?
– Нога болит, а голова – нет.
– Вижу тёмное пятно на голове. Что-то у тебя там неладное.
– Контузия была. Заикаюсь иногда, когда нервничаю.
– А нога?
– Пулевое. Прихрамываю и болит, когда натрудишь.
– Это поправлю. Ты для своей судьбы здоровым должен быть.
– Как же ты поправишь? Врачи не могли, а у них, между прочим, дипломы есть.
– У них, может и есть дипломы, только они лечить не умеют. Они тело лечат, а нужно душу лечить. Если, душа здоровая, она сама своё вместилище, тело, то есть, отремонтирует.
– Ну, попробуй, – скептически протянул я. – Только не больно.
– Больно не будет.
Шаман достал из кармана коробочку, порылся в ней и, что-то быстро зашептав, кинул в костёр щепотку, от чего пламя заиграло голубыми оттенками.
– Смотри в огонь, – приказал Темичи.
А костёр завораживал. Переливы бирюзового, небесно-голубого, ультрамаринового или васильково-синего приковывали внимание, словно гипнотизируя. Шаман стал двигаться вокруг меня, потрясая маленьким веничком, время от времени поворачиваясь к огню и, словно, отряхивая веничек в пламя, от чего оно волновалось, шипело и брызгало искрами. Наконец, он успокоился, остановился и посмотрел на меня в упор.
– Всё, – произнёс он почти шёпотом. – Сейчас иди в дом и ложись спать.
Утром всё происшедшее ночью казалось нереальным, словно нехороший сон. Думая о том, как задурил мне ночью голову шаман, я поднялся и пошёл к умывальнику.
– Славик! – окликнул меня Игорёха. – А что ты не хромаешь сейчас?
– Почему не хромаю? – я, даже, остановился.
– Вот я и спрашиваю: почему? Я тебя уже не прихрамывающим и не представляю. А тут, идёшь, походочка ровная, как по набережной в Сочи.
– Не соврал шаман, видать.
– Ну-ка, подробнее?
– Ночью шаман колдовал надо мной. Веником над головой тряс, что-то бормотал. Сказал, что вылечит. Вылечил, значит. Выходит, теперь я и заикаться не буду.
– Что это он так твоим здоровьем озаботился? Может, и мне что-нибудь подлечит? Зубы, например. Ноют иногда.
– Говорит, что предназначение у меня.
– Какое?
– Не сказал. Но, типа, что-то исполнить я должен.
– Выходит, избранный
