хорошо думалось после трудного рабочего дня. Негромкая музыка, вкусная еда, вышколенный персонал. Он всегда приходил сюда, когда ему нужно было хорошо подумать. Когда хотелось побыть одному и в то же время в окружении привычных лиц. Это было дорогое элитное заведение, и здесь не было посторонних. Только узкий круг постоянных посетителей, которыми дорожили, и желания которых заранее предугадывались и старательно исполнялись. Он бывал здесь со Светланой, иногда встречался здесь с нужными людьми, но чаще приезжал один. И больше всего он любил бывать здесь в одиночестве, наедине со своими мыслями, чувствами, усталостью…
Подошел Иван Иванович с подносом, заставленным изящными, дорогого фарфора тарелками, аккуратно расставил их на белоснежной скатерти, плеснул в высокий тонконогий бокал темно-бордового вина, которое тут же заискрилось и заиграло в переливающемся свете массивной люстры, нависающей над столом тяжелыми гроздьями сверкающих, тонко позванивающих хрустальных шаров.
– Максим Олегович, поговорить бы надо… – Макс вдруг заметил, как дрожат руки у старика. А ведь раньше он так ловко расставлял на столе все эти бесконечные тарелки, фужеры, ножи, вилки. Сдает старик, с сожалением подумал Макс.
– Что случилось Иван Иванович?
– Мне нужно сказать вам кое-что важное… – Коха вдруг окликнули от стойки администратора, он, извинившись, ушел, но через несколько минут вернулся.
– Максим Олегович, вас просят к телефону.
– Меня? – удивился Максим, машинально ощупывая карманы в поисках сотового.
– Вас просят подойти к нашему телефону, – Иван Иванович услужливо отодвинул стул, чтобы Максу удобнее было встать, – позвольте, я вас провожу.
Максим недоумевал: кто мог звонить по ресторанному номеру? Все, кому он мог понадобиться, знали номер его сотового.
Он успел сделать лишь несколько шагов, когда за его спиной раздался страшный грохот, звон стекла, крики.
Оглушенный, он обернулся.
Одна из люстр, висевших над столами, рухнула у всех на глазах и рассыпалась мириадами искрящихся осколков, которые разлетелись во все стороны, и теперь ими были усеяны пол и соседние столы.
Казалось, хрустальный звон повис в наступившей вдруг на мгновенье тишине.
Осколки хрусталя и посуды… Кроваво-бордовые пятна вина, растекшегося по истерзанной скатерти… Совершенно белое лицо Коха… Остов люстры, напоминающий своими изогнутыми заостренными на концах бронзовыми скобами причудливый скелет какого-то громадного диковинного животного…
Масса тяжелого металла и битого стекла, похоронившая под собой изящный, ручной работы столик, за которым только что ужинал он, Максим Олегович Градов.
Задержавшись на мгновенье у огромного, ярко освещенного окна, скользнула вдоль стены и исчезла в стремительно наступающих осенних сумерках высокая фигура в темном длинном плаще.
