вилкой ломоть лосося и обратился к начфину с предложением… Ну, читатель, вы, наверное, догадываетесь, с каким. Вот тут конторским и представился случай проучить чужака. Дамы еще яду добавили:
– Пфуй! От него пахнет тухлой рыбой!
Слово за слово… Спереди Яшу за грудки, сзади за шиворот. Ему тесно, не раззудить плечо, но как-то завалил пару столов вместе с собранием, театр боевых действий расширился, и понеслось. Три стула об их головы Яков Егорыч обломал, и об его – четыре. Целой мебели уже не осталось, когда наш штурман для порядка перетянул по хребту последнего, прятавшегося под стойкой бармена, и вышел на рубеж входных дверей. Уже стемнело. Перед ним в тусклом свете фонарей полукольцом стояла сплоченная масса колхозных коммунистов со штакетинами в руках. Жаждущие зрелищ робкие мужчины и дамы средне-старшего возраста пребывали во втором эшелоне. Казалось, вариантов нет: будут бить, а потом до утра праздновать победу. Но что-то пошло не так. Яша сымитировал рывок вправо – партячейка с дрекольем качнулась влево, а он вдруг взял на противоход, шустро дернул в противоположном направлении и пропал в приоткрытых воротах дворика при кафе. Западня захлопнулась – стены прилегающих зданий создали этот дворик и сделали глухим. Он всегда был завален березовыми дровами и кирпичом.
– Бей коммуниста! Мочи падлюку! По пурну его!.. – раздались ликующие крики большевиков, и ударная группа из трех человек с финансистом на острие ломанулась в брешь. Но ворота вдруг встречно распахнулись, и Берзин получил мощнейший удар одноименным березовым колом по личности – это прилетело из темноты двора.
По рассказам беспристрастных очевидцев, из глаз начфина брызнули искры вольтовой дуги, но это длилось лишь мгновенье, затем, уже в границе света и тени, мелькнули в воздухе его красные китайские кеды. Игра была сделана. Держа орудие наперевес, легким шагом из подворотни вышел Яков Егорыч. Настоящий коммунист!
У них, по-видимому, были кардинально различные подходы к марксистско-ленинской теории и философии, непримиримые мировоззренческие взгляды. После двух молодецких взмахов первый эшелон бойцов рассеялся быстро, а второй, из утонченных зрителей, – стремительно. Опустела площадь, и только метров за двести, в густых прибрежных камышах речитативом звучал одинокий голос – кто-то кого-то вызывал «один на один».
Рассказ Яши был великолепен, в благодарность я вытащил из стола бутылку вина.
– Плывите, Яков Егорыч, дальше! Спокойной вахты!
Дверь в каюту на этот раз открылась свободно, но Иваныч исчез. «Наверно, гостит в носовом кубрике», – подумал я и тотчас заснул.
На пароходе будит не шум, а тишина. Часы показывали десять, двигатель не работал. Я быстро оделся и помчался наверх. На мостике – никого. Что за дела?! Где вахта? Я осмотрел помещение и выглянул на палубу. Сохраняя очередь, полуголая команда стояла поодаль от точки выдачи напитков и наблюдала за каким-то невидимым мне событием. У капитанского иллюминатора явно что-то
