не подозревая, хотела пройти вглубь, но, услышав шорох, остановилась в недоумении.
И вдруг вся комната, с мифологическими картинами и заливающим окна лунным светом, поплыла к хребтам, к голубому бездонному небу… Она смутно, как во сне, слышала заглушенный хохот Лоскутовой и видела, как мимо нее, задыхаясь, прошел Василий со сбитыми на лоб волосами.
И когда вышла, шатаясь, на крыльцо и дальше, в полосу лунного сияния, то все еще чувствовала истомную зыбь под ногами. Небо и горы мелькали перед нею, как в огромном водовороте, и сама она, охваченная этим водоворотом, шла, не чувствуя ничего, кроме своей боли.
Перед спуском в крутой и глубокий разрез ее догнала Настя со словами:
– Да ты что это, девка, облешачила?! Ты куда же это? А? Говорила я тебе!.. Эх, да плюнь на все! Я сразу раскусила эту потаскуху, а ты, точно помраченная, ничего не видела. Нет, девка, надо насквозь видеть людей… Вон Борис Николаевич, он, хотя и образованный, но не балует, а Васька скопытился! Да наплюнь ты на все, найдутся и на тебя люди, еще получше… На такую-то красавицу – ух ты! Ты изнеженная, и оттого приняла близко к сердцу. Так нельзя, девушка, сгоришь за понюх табаку. Стисни зубы, а не подавай виду другим… и все перенесешь!
Луна до половины утонула за гребнем хребтов. Тайга, как завороженная, молчала и нежилась в объятиях наступающей весны.
Слова Насти понемногу возвращали Валентину к действительности, но она еще чувствовала зыбь под ногами.
В комнатах было тихо и темно. Валентина притянула за руку Настю к себе и шепнула:
– Не уходи от меня.
Эту ночь они спали на одной постели.
19
Весна подкрадывалась, как незаметный охотник, и внезапно вспугивала северную долгую сонь. Леса по ночам тихо шумели мягкими оттаявшими ветвями. В воздухе носились пьянящие ароматы. Над хребтами, точно серые стада, кочевали туманы. Горная Пинчуга пенилась, выбрасывая мутные волны на примерзшие к берегу льдины. Осевшие снега лежали под синеватой дымкой. Куры азартно разрывали оттаявший под навесами навоз и горланили вместе с подснежными ручьями.
На Баяхте шла беспрерывная работа в две смены. Недавние бури прошумели и улеглись.
Вихлястый еще до приезда Яхонтова отрядил сотню шахтеров, которые разбивались на мелкие артели, подвозили лес, правили его, строили амбары для хлеба и шахтенные копры.
В субботу перед обедом постройка была уже близка к концу.
От людей и лошадей валил теплый нежный пар. Измученные лошади дремали даже за кормом.
Присаживаясь у костра, рабочие накидывали на плечи рваные азямы и в ожидании обеда тянули трубки.
Лямка (теперь он по наряду Яхонтова исполнял должность кашевара) медлил.
– Давай, давай, горячее сыро не живет, – торопили плотники.
Лямка хитро улыбался.
– Не горячись, а то пронесет…
– Да мы все языки сжевали, летяга ты лохматая.
– Не поддевай, не дешевле тебя! – огрызался
