склонилась к Ингварю и заговорщически шепнула ему на ухо:
– А ты князю Ярославу о том не сболтнешь?
Тот от возмущения чуть язык не проглотил. Сказал бы ей, да подходящие слова на ум, как назло, не пришли. За кого она его вообще принимает – за изветника[15] поганого?!
– Да верю я тебе, верю. – Она примирительно положила ладонь на его плечо.
Лишь сейчас, впервые за все время Ингварь обратил внимание, что пальцы ее рук, как ни удивительно, почти без украшений. Маленькое золотое колечко на безымянном, да еще рядышком, на среднем, одиноко красовался серебряный перстень с большим ярко-красным рубином – вот и все. Правда, браслеты на запястьях были – широкие, массивные серебряные обручи, на каждом из которых искусный гравировщик изобразил сцены русалочьих танцев.
«Странно, – подумалось ему. – Неужто Ярослав за столько лет ничем не одарил? Да и русалки тоже вроде бы как-то не того… Как ни крути, а язычество. Хотя красиво, спору нет».
– Токмо боюсь, – продолжила меж тем княгиня, – горькими для тебя будут мои мысли.
– Какие есть, – пробурчал Ингварь. – Зато мудрые, – авансом поощрил он ее будущую откровенность.
– Твои бы словеса да богу в уши, – невесело усмехнулась Ростислава. – А еще лучше – князю Ярославу. Ну тогда слушай. Сдается мне, что те грады, кои и так твои, тебе отдадут. Не посмеет он, чтоб вовсе… Да и Юрий рядом с ним будет. А что до остального – тут похуже. Боюсь, что одной Коломны ему мало покажется – готовься к тому, что он все грады, что на Оке стоят, себе затребует, да и Пронск с Ряжском тоже.
– А-а… княжич Александр как же? – опешил Ингварь. – Да и Константину где быть?
Она пожала плечами:
– Где быть… Да в земле, где же еще. А много ли мертвяку надобно? Полторы сажени вдоль, да еще одну вширь – за глаза. Что до стольной Рязани… Может, тоже отдаст. Токмо не град, а угли да пепел.
– Это как? – не понял Ингварь.
– Должок у Ярослава, – пояснила Ростислава. – Мальцом он был, когда Всеволод Юрьич, упокой господь его грешную душу, его на Рязань усадил. Токмо недолго ему довелось в ней княжить – гражане выгнали. А он такого не забывает и не прощает. Никогда.
– Так ведь Рязань в отместку за непослушание тогда же и спалили. Почто еще раз жечь? – снова не понял юный князь.
– Молод ты еще, – с жалостью посмотрела на него Ростислава. – Ее ведь не он сжег, а отец. Ярославу же за позор непременно самому отмстить жаждется.
– Так оно когда было? Он уж все забыл, наверное, – продолжал недоумевать Ингварь.
– Он не забыл. Ты уж поверь мне – он все обиды хорошо помнит, пусть и давние. Потому и сказывала про сажени для князя Константина. А тебе я это все к тому поведала, что жаль берет, глядючи на тебя. Славный ты, сердцем еще не очерствел, опять же братом мне трехродным доводишься, вот и хотела упредить…
