подвернуться, и лекции в институте, но Каукалову на это было наплевать: похоже, он окончательно решил, что Аронов принадлежит ему. Целиком. Со всеми потрохами. И своего времени уже не имеет.
Результаты следующего дня оказались чуть лучше: за два с половиной часа наблюдения в Москву прошло восемьдесят две фуры, из Москвы двадцать семь. Отбившихся было шесть. Каукалов довольно воскликнул:
– Дело идет!
Аронов блеснул большими влажными глазами.
– Дела идут, контора пишет, кассирша деньги выдает.
В третий день результат был еще глуше: в Москву проследовало сто двадцать фур, из Москвы – шестьдесят пять, одиночных машин было двадцать две.
– Картина ясная? – Каукалов, поддаваясь мальчишескому азарту, потер ладони, потом ткнул одну под нос напарнику: – Понюхай, чем пахнет!
Тот звучно потянул носом.
– Вареной пластмассой?
– Не-а!
– Выпивкой?
– Не-а!
– Закуской? Бензином? Дождем? Порохом? Колбасой? Крапивой? Морошкой?
– Слова-то какие знаешь: морошка…
– Тогда чем же?
– Мог бы и догадаться! Двумя «д». Делом и деньгами. И еще добавь сюда два «х». Хорошими деньгами. И хорошим делом.
Засекли они и места, где фуры останавливаются на ночлег. Выяснили, какую охрану дальнобойщики выставляют в темноте, каких пассажиров подбирают на дороге, как держат между собой связь во время движения, как ведут себя, если одна из фур в караване ломается, разжигают ли по дороге костры, чтобы приготовить себе горячее, и так далее. Вопросов было не менее полусотни и на все ответ получить, к сожалению, не удалось.
Теперь надо было добывать «шестерку» и ждать сигнала Ольги Николаевны. Дальнейшее зависело от нее.
А Ольгу Николаевну Каукалов как раз и не видел, она словно бы провалилась сквозь землю. Пропала. Каукалов не знал, радоваться этому обстоятельству или печалиться. Вспоминая Ольгу Николаевну, он ругал старика Арнаутова: подсадил дедок своего юного коллегу, здорово подсадил… С другой стороны, Каукалов понимал: у старика свои интересы, своя жизнь, своя игра, Каукалов для этого хитрого деда – чужой.
После трех «разведывательных» дней Каукалов решил оставить машину около дома – раньше он загонял ее на платную стоянку, во дворе показываться с машиной не решался, чтобы не возникло никаких пересудов и пустых разговоров, а сейчас, немного освоившись, решил: «Плевать!». Никому до него нет дела, нет и не будет, даже если придет участковый – какой-нибудь замухрышка с лейтенантскими погонами на плечах – и будет пытать, откуда у Каукалова машина, в каком магазине он ее приобрел, все равно ничего не узнает. Более того, его можно будет просто послать на три буквы, и милицейский гриб этот пойдет, как миленький… Можно, конечно, его облагодетельствовать пряником – не кнутом, а пряником, – дать сто долларов, но результат все равно будет тот же.
Он поставил машину под своими окнами, одним боком загнав на тротуар, аккуратно
