с хорошим английским). Тито сидел на корточках рядом с костром и чистил морковку. Окинув все это взглядом, я вдруг остановилась на самом Рэбае и неожиданно поняла, что он выглядит совершенно не так, как раньше. Первое – на нем почти не было одежды, только закатанные выше колен синие джинсы, и его дреды были замотаны на голове, образуя высокий тюрбан. Второе – он не был черным. Не смотря на то, что эта мысль показалась мне самой абсурдной, его кожа действительно имела совсем другой цвет. Скорее красный, чем черный. Он был индейцем, совершенно точно. И третье – на его груди я увидела яркую большую татуировку (на теле Рэбая вообще было очень много татуировок, но эта была, несомненно, главной) – на ней был изображен человек в военной форме, напоминающей одежду красноармейцев и белых офицеров одновременно. Этот человек вызвал во мне большой интерес.
Я встала и пошла к Рэбаю, села на зеленую подстилку, спиной к реке и лицом к Рэбаю, и спросила его:
– В тебе же есть что-то от индейцев, правда?
Он посмотрел на меня хитро, и его глаза блеснули, и с удовольствием ответил:
– Мой отец был индейцем.
Я смотрела на него и видела индейца, который чувствует себя комфортно босиком и полуголым на берегу реки, в отличие от меня – человека, который всю свою жизнь прожил в пыльных городах, и здесь, на природе, я чувствовала себя лишней. Как этот ржавый мост над моей головой.
Человек – лишний в этом мире. Мир совершенен, человек делает его несовершенным. Когда мне было года четыре, я спросила маму:
– Зачем Бог создал тараканов?
Конечно, она не смогла мне ответить и даже понять смысл моего вопроса, но все было очень просто: я исходила из того, что этот мир создан Богом, следовательно он должен быть совершенным, а наличие тараканов мне казалось странным, они не вписывались в мою картину совершенного мира, в котором, как мне думалось, я нахожусь. С течением времени я поняла, что люди – это и есть те самые тараканы, которые все портят. Зачем в таком случае мы были созданы?
Мы созданы по образу и подобию, но мы несовершенны. Только одного человека я могу назвать совершенным, but can you ask as much from any other man? Тем не менее, будучи несовершенным, человек все же может совершенство создавать. У Пелевина есть один рассказ (мой любимый), он называется Гость на празднике Бон, и там есть замечательная мысль: красоту нельзя объяснить словами, но ее можно создать с помощью слов.
Мы можем создавать нечто совершенное. В этом и наше сходство с создателем. Мы тоже – создатели. И мы свободны. Желание Бога сделать нас свободными (и необходимость для нас самих быть свободными, потому что это условие существования) – это и есть наша большая беда. В искусстве же – свобода всегда абсолютная. В момент создания художник свободен от всего – от нищеты, от голода, от боли, от прошлого и будущего, даже от скорой, неизбежной, подступающей смерти.
Я замкнулась в своих мыслях. Мой друг теперь сидел
