в палатке несколько недель и, несмотря на то, что это частная собственность, никто его отсюда не выгнал. Он сказал, что приезжает сюда на протяжении уже многих, многих лет.
Я сразу же пошла к воде, окунула руки и вдохнула речной запах. Мой друг замер на берегу, наблюдая за рекой. (Краем уха я услышала, как Рэбай приказал Тито собрать веток для костра). Я села на большой камень, прямо напротив уже клонящегося к закату солнца и глубоко задумалась.
Какие такие картины могут увидеться мне под лсд? Разве правы все эти люди, которые утверждают, что под лсд им открывается истина, правда о мире, настоящая суть вещей, но проблема в том, что они не могут этого выразить? Разве увижу я что-нибудь такое? Это вряд ли. Они пытаются удержать в памяти свои видения под наркотиками, а сами не могут запомнить даже обычные сны. Я помню свой самый особенный, яркий и важный сон. Помню так хорошо, в таких деталях… Мне было семь лет, сон приснился мне в новогоднюю ночь, я спала на раскладушке около елки. В то время я ходила в музыкальную школу, и мне приснилось, что я знакомой дорогой через парк иду туда. Но вместо дороги и пешеходного перехода на моем пути была река и мост. Мост был деревянным, и речка была неширокой. На другом берегу я увидела зеленую поляну и опушку леса. Деревья в этом лесу были такими высокими, как манхэттенские небоскребы, небо голубым и безоблачным, трава сочно-зеленой, и в траве виднелись огненно-красные цветы. Цвета были настолько яркими, что в дальнейшей жизни я иногда с трепетом вспоминала эти незабываемые краски, которые в нашем мире можно увидеть только на картинах гениальных художников. Я перешла по мосту на другой берег, оглянулась и увидела, что на той стороне реки такие же исполинские деревья, как и на этой, устремляются ввысь к далекому небу. Я была в каком-то странном мире, красивом и пугающем одновременно. Тогда вдруг из сочной высокой зеленой травы выскочили индейцы, в волосах у них были перья, а в руках – тонкие копья, у них была темная, красноватая кожа и дикие глаза. Они окружили меня и взяли в плен, копьями показывая, куда мне идти. Они увели меня вверх по течению реки, и теперь деревянный мостик совсем пропал из виду. Я оказалась в гуще индейцев, они говорили мне что-то на непонятном языке, и я каким-то образом начала их понимать, они хотели, чтобы я подошла к их священному камню и прикоснулась к нему. Меня подвели к камню. Это был старый, испещренный письменами и резьбой камень размером с человека, по форме напоминающий яйцо. Этот камень не был просто камнем, в нем была какая-то жизнь, какая-то сила, воля, как будто кто-то был заключен в нем и звал меня к себе, просил протянуть руку. Камень пульсировал и из его трещин вытекала жидкость, похожая на масло или мед. Я решила во что бы то ни стало не прикасаться к камню, и индейцы, поняв это, сообщили мне, что тогда они собираются меня казнить. Меня отвели подальше от камня и дали время подумать. Я стояла на берегу и смотрела на реку, не зная, что же мне делать. Вдруг я заметила Иисуса Христа, стоящего недалеко от меня и, по видимому, тоже ожидающего казни. Я запомнила его очень хорошо. Он смотрел на меня,
