травы.
Безусловно, это место было не таким интересным, каким я его себе представляла. Раста (их, кстати, здесь было человек пятнадцать), которых я ожидала тут встретить, воображались мне молчаливыми старичками с белоснежными бородами, как Джери, или как тот, похожий на сумасшедшего, старик, который подарил мне свою растаманскую шапочку (здесь его не было). А передо мной поношенные, недовольные и страшно завистливые люди. И все они не могут прекратить про меня думать. Теперь, стоя на кухне, мне было проще чувствовать, как их любопытство просачивается сквозь стену, как они отчаянно хотят понять, кто я (и вообще, кто мы) и что здесь делаем и почему мы здесь вместе с Рэбаем.
– А ведь Джери среди них самый главный, правильно? – спросила я своего друга.
– Думаешь? Наверно, да. Но ты думаешь, у них обязательно есть главный?
– Конечно, должен быть кто-то главный, иначе не бывает. И вообще, мне все про них понятно.
– Что?
– Самое интересное. Но об этом давай поговорим потом, не здесь, – сказала я. Не смотря на то, что я была уверена, что никто из растаманов не понимает нашего языка, говорить здесь вслух о своих догадках я считала неосторожным.
Недалеко от входа на кухню освободились два места и мы их заняли. Достав по сигарете, мы стали рассматривать людей в комнате и прислушиваться к тому, о чем они говорят. Их речь казалась какой-то тарабарщиной, ничем не напоминающей английский, но, внимательно слушая, я стала узнавать некоторые словосочетания. Они говорили на сломанном, изуродованном и упрощенном английском, говоря she вместо her и overstand вместо understand. Некоторые слова они произносили по-своему, растягивая их или съедая окончания, ставя не туда ударение. Мне было тяжело их понимать, но не так тяжело, как Рэбая. Хотя здесь с ними он говорил на том же птичьем наречии.
Вдруг к нам подошел человек – он был небольшого роста, с очень темной кожей, босиком, в очках, и дреды его были намотаны на голове в чалму наподобие того, как советские женщины наворачивали на голову полотенце (кроме него и Тито, который сейчас сидел в углу и жадно курил косяк, все остальные растаманы имели на головах шапки). Он представился, но я не услышала его имени. Было видно, что он хочет завязать разговор и я тут же дала ему эту возможность, он сел рядом на корточки и продолжал задавать формальные вопросы (откуда мы, что делаем в Нью-Йорке и т.д.). Он был очень, очень заинтересован в нас. Он старался быть очень вежливым и показаться образованным. Мы заговорили про Обаму, а потом, видимо, рассчитывая сделать мне приятное, он сказал:
– Я очень интересуюсь российской политикой, кроме того, мне очень нравится Путин.
– Правда? И чем же? – спросила я.
– Он сильная личность.
– He is a real coward, – сказала я.
– Мой любимый политик – это Ахмуд Ахмадинеджад, – сказал он и попытался хитро улыбнуться.
Ну и иди на хуй, подумала я и, улыбнувшись ему в ответ, отвернулась и попросила
