однако в пути все же позволительны некоторые послабления этикета, и он совсем не имел ничего против их конных прогулок. Ведь им было хорошо вдвоем, они смеялись, шутили, и Мэри видела, что Чарльзу нравятся ее остроумные замечания.
Читала она и невольное восхищение в его глазах, чувствовала его пристальные мужские взгляды, и ее охватывало волнение. А условности этикета только раздражали, она хотела, чтобы он был более дерзким… страстным, чтобы вновь так же упоительно целовал и ласкал ее… под одеждой. Но на самом деле она желала лишь одного – покорить этого сильного ироничного человека, завоевать его так, чтобы он был у ее ног.
А пока… пока Мэри была счастлива. Она просыпалась в незнакомых замках, в уютных монастырях, принимала почести и наслаждалась ими. Утром все с веселой суматохой, хлопотами и беготней отправлялись в дорогу, и она ехала рядом с Чарльзом или устраивалась на полу выложенного пуховыми подушками фургона, а то и, забрав у возницы вожжи, сама правила лошадьми. Она могла делать все что угодно, и это вызывало у нее необыкновенный подъем, будило надежды… Она была влюблена! Это была ее первая любовь, когда хочется петь от счастья, когда птицы щебечут особенно звонко, солнце светит особенно ярко, а вода переливается всеми цветами радуги. Мэри не замечала ни пыли, ни тряски в фургоне, не ощущала усталости. Мир был удивителен, а лица вокруг – прекрасными и добрыми. И, глядя на Брэндона, на его красиво покачивающийся в седле торс, на каштановые волосы, падающие на плечи, мужественный профиль, она млела от счастья, когда же он, чувствуя ее взгляд, оборачивался, одними губами говорила: «Я люблю тебя». Забавно, читал ли он ее беззвучную фразу?
Он догадывался о ее словах и понимал, что догадываются и остальные. Брэндону иногда хотелось даже оттолкнуть ее от себя какой-нибудь выходкой, резкой фразой, но он не мог. Она была сестрой короля, ее высочеством Марией Тюдор, и ему необходима была ее благосклонность.
И лишь когда на закате очередного дня впереди замаячили черные крыши и трубы Стилнэс-Холла, он вдруг понял, что с ним произошло. Понял, когда почувствовал, что вид усадьбы Анны Браун уже не пробуждает в его душе обычной печали.
Они въехали в поместье по небольшому каменному мостику. Мэри с любопытством оглядывалась: она увидела многочисленную вышедшую встречать ее челядь. В центре, держа в руках поднос с бокалом вина, стоял сам сэр Энтони в своем лучшем лиловом камзоле – высокий, благородный вельможа. Заметив взгляд ее высочества, он опустился на одно колено:
– Будь благословен Господь, даровавший нам такую прекрасную принцессу!
Мэри улыбнулась. Она помнила этого человека при дворе своего отца, помнила, что он был отцом жены Брэндона, с которым Чарльза связывали самые дружеские отношения, готова была быть милостивой с ним.
Сделав Брэндону знак, чтобы он помог ей сойти, она удивилась выражению его лица. Оно было холодным, почти враждебным. Неужели Чарльз боится, что она может чем-то обидеть его тестя?
Брэндон нервничал по другой причине. В глубине души он испытывал стыд, панически боялся,
