свернули с главной улицы и вслед за Коди Фальком направились в дымчато-коричневый квартал высоких дубов и шоколадного оттенка тюдоровских особняков. Заходящее солнце оставило после себя темно-бронзовую дымку, заставляя зимнюю улицу сиять по-осеннему, создавая атмосферу изысканного спокойствия, наследного богатства, атмосферу частных библиотек из темного тика, где повсюду витражи и изящные гобелены ручной работы.
– Хорошо, что мы «порше» взяли, – сказал Бубба.
– Думаешь, «Краун-Вик» тут сильно выделялся бы?
Мой «порше» – это «родстер» 63-го года выпуска. Десять лет назад я купил кузов и кое-какую начинку, а следующие пять лет потратил, покупая запчасти и собирая автомобиль заново. Я не то чтобы очень любил эту машину, но… Признаюсь – когда я сажусь в нее за руль, чувствую себя самым крутым парнем во всем Бостоне. Возможно, даже во всем мире. Энджи любила говорить, что это потому, что я еще толком не вырос. Скорее всего, она права. С другой стороны, сама она до недавнего времени вообще водила «универсал».
Коди Фальк остановился у большого особняка в колониальном стиле, а я погасил фары и припарковался рядом с ним. Даже сквозь стекло я слышал удары басов, раздававшиеся из его машины, – мы остановились прямо у подъездной дорожки, а он нас не слышал. Я заглушил мотор, и мы проследовали за ним в гараж. Он вылез из «ауди», мы – из своего «порше». Дверь гаража начала опускаться, и мы проскользнули внутрь в тот момент, когда Коди открывал багажник своей машины.
Увидев меня, он подскочил и выставил перед собой руки, словно пытался отогнать нападающую орду. Затем глаза его сузились. Я не такой уж здоровяк. А вот Коди оказался высоким, подтянутым и мускулистым. Испуг от внезапного вторжения уже начал сменяться расчетом – он прикидывал мой рост и вес, отмечая, что оружия у меня при себе нет.
Затем Бубба захлопнул багажник, скрывавший его от взгляда Коди, и у того аж дыхание перехватило. Бубба часто оказывает такой эффект на людей. У него лицо дефективного двухлетнего ребенка, словно оно прекратило меняться ровно тогда же, когда остановились в развитии его мозги и совесть. Ну и вдобавок тело его напоминало стальной товарный вагон, только с конечностями.
– Ты кто тако…
Бубба вытащил из сумки Коди его теннисную ракетку, покрутил в руках.
– Почему парковку называют парковкой, если там нет деревьев, как в парке? – спросил он у Коди.
Я взглянул на Буббу, закатил глаза.
– Чего? Мне-то откуда знать?
Бубба пожал плечами. Затем он вмазал ракеткой по внутренностям багажника, вогнав ее внутрь дюймов на девять, не меньше.
– Коди, – проговорил я, когда дверь гаража захлопнулась за моей спиной. – Не говори ничего, если я тебя напрямую не спрошу. Понял?
Он уставился на меня.
– Это был прямой вопрос, Коди.
– Э, да, понял. – Коди взглянул на Буббу и весь как-то съежился.
Бубба снял чехол с ракетки, кинул его на пол.
– Пожалуйста, больше по машине не бейте, – сказал Коди.
Бубба
