и он начал хлопать ртом, пытаясь продышаться.
– Ну ладно, Коди. Поиграть решил, значит. Сейчас у нас заканчивается второй тайм. Усвой одно: если я услышу, что в этом городе женщина – любая женщина – подвергается преследованию… Если женщину изнасилуют… Если у нее, мать твою, прическа растреплется. Коди, я просто решу, что это твоя вина. И тогда мы вернемся.
– И отправим твою тупую жопу в инвалидное кресло, – добавил Бубба.
Судя по хриплому выдоху, Коди Фальку удалось заставить свои легкие снова заработать.
– Скажи, что понял меня, Коди.
– Я все понял, – с трудом проговорил он.
Я взглянул на Буббу. Тот пожал плечами. Я кивнул.
Бубба свинтил глушитель с пистолета, положил его в карман плаща, убрал револьвер в другой. Подошел к стене и поднял теннисную ракетку. Затем вернулся обратно, навис над Коди Фальком.
Я сказал:
– Тебе необходимо понять, насколько мы серьезны, Коди.
– Я понимаю! Понимаю! – Теперь он верещал.
– Думаешь, он понимает? – спросил я Буббу.
– Думаю, понимает, – ответил он.
Булькающий вздох облегчения вырвался из груди Коди, и он взглянул на Буббу с выражением лица настолько благодарным, что мне даже стало немного неудобно.
Бубба улыбнулся и обрушил ракетку в пах Коди Фальку.
Коди согнулся, словно копчик его внезапно охватило пламя. Изо рта его вырвалась отрыжка поистине рекордной громкости, он схватился за живот и судорожно разразился потоком рвоты.
Бубба сказал:
– Это я так, на всякий случай. – И швырнул ракетку куда-то за капот машины.
Я смотрел, как Коди пытается совладать с разрядами боли, простреливавшими все его тело, крутившими ему кишки, и грудь, и легкие. Пот катился с его лица, словно летний ливень.
Бубба открыл небольшую деревянную дверь, ведущую из гаража.
Через какое-то время Коди повернул голову в мою сторону, и гримаса на его лице напомнила оскал скелета.
Я взглянул ему в глаза, чтобы проверить – превратится ли его страх в ярость, сменится ли слабость привычным чувством превосходства, свойственным прирожденным хищникам. Я ждал, увижу ли то же самое, что увидела Карен Николc на парковке, то же самое, что увидел я перед тем, как Бубба в первый раз нажал на спусковой крючок пистолета.
Я подождал еще немного.
Боль начала утихать, и гримаса на лице Коди Фалька чуть ослабла; кожа на лбу слегка расслабилась, дыхание стало более-менее нормальным. Но страх остался. Он засел глубоко, и я знал, что пройдет несколько дней, прежде чем Коди сможет спать больше одного-двух часов. Пройдет несколько месяцев, прежде чем он сможет заставить себя закрыть дверь гаража, когда сам будет находиться внутри. И еще очень, очень долго он будет хотя бы раз в день оглядываться, ожидая увидеть меня или Буббу. Я был почти стопроцентно уверен – остаток своей жизни Коди Фальк проведет в страхе.
Я залез в карман, вытащил записку, которую он оставил на лобовом стекле машины
