выпить за это дело шампанского, сплясать в красивом платье и уйти во взрослую жизнь. Возлюбленный Н успешно оставался недосягаемым, это ровно и неотступно болело, притерпеться не удавалось. Как-то под вечер в начале июня ко мне зашел один из наших. О ту пору он был влюблен в мою лучшую подругу, ну которая свет очей.
– Послушай, – сказал он, – пойдем прогуляемся. Очень поговорить надо.
Мы вышли. Было еще светло, тихо. Гуляем. Он и говорит:
– Мне срочно нужно научиться целоваться по-настоящему. Мне очень нравится (естественно, тут звучит имя света моих очей), но я боюсь опростоволоситься. Не могла бы ты мне помочь? Я тебе доверяю, ты мой лучший друг.
– Давай, – отвечаю, – научу. Для друга-то…
Тут я и о подруге подумала. Она и знать-то не будет, а польза какая, может, и выйдет.
Мы спустились к реке, сели на лавочку, покурили, подождали темноты. Когда появились первые слабые звезды, я пересела к нему на колени, обняла за голову и поцеловала тысячу раз и по-разному. И просто так, и не просто так. И совсем непросто. Когда он замурлыкал и сказал, что все понял, я вернулась на лавочку, а он лег затылком ко мне на колени и стал разглядывать ночное небо. Молча.
Я вдруг вспомнила, что давным-давно, когда нас принимали в комсомол, а особо отличившихся – в первую очередь, то его-то не приняли по дурацкой причине: не хватило десяти дней до четырнадцатого дня рождения. Принимали в апреле, а он майский. Мне тоже не хватало нескольких дней, но я апрельская. Меня приняли, а его нет, и он даже заплакал тогда. Мне было так жаль, что я на пару недель чуть ли не влюбилась в него. Синдром рыжего Вовочки сработал. Но потом я быстро вернулась к своей основной боли по поводу Н и забыла комсомольца-неудачника.
А вот тут, на лавочке, вдруг вспомнила. Но промолчала. Он пошевельнулся у меня на коленях и вдруг показал рукой на небо.
– Что там? – спрашиваю я.
– Самолет, – отвечает он.
Мы расхохотались. Надо же, самолетики летают. Это было так здорово, так смешно, мы смеялись до самого моего дома, и даже когда он с извинениями сдавал меня моей бабушке – «…вот она, в целости и сохранности, принимайте, спасибо, извините, что задержал…» – мы и тогда, прощаясь, продолжали смеяться. Бабушка спросила – что это с нами. Мы хором – самолетики летают, и опять в смех.
Хорошо получилось. И человеку доброе дело сделала, и подруге своей, как позже выяснилось. Она, по его словам, все спрашивала, откуда у него такие умения. А он отвечал, что это все зависит от успехов самолетостроения в стране. Она не понимала, а он посмеивался.
– …Ли. Вы определенно решили уморить меня голодом. Я не потерплю! – грозно заявил попутчик, и они вместе засмеялись.
– Я просто последовательна. А вы не переживайте. У вас вон книжка стынет недопрочитанная. Не теряйтесь, – подбодрила она.
– Ах, так? Ну и вот вам. Стимулирую вашу память, мадам.
