имел в виду не возраст и не фигуру, – медленно проговорил Майкл, – а лицо. Ты стала еще красивее.
Мона изумленно уставилась на него.
– Комплимент?! Боже правый, Майкл! Не обманывает ли меня слух?
Говорила она дерзко, но почему-то старалась не смотреть ему в глаза. В пристальном серьезном взгляде Майкла было что-то очень ее смущавшее.
Впрочем, он всегда ее смущал.
От него исходило ощущение спокойной, но грозной силы, как будто он стремится к какой-то тайной цели и готов опрокинуть любые препятствия на своем пути.
«Не глупи! – приказала себе Мона. – Еще не хватало его бояться!»
Если уж на то пошло, каких таких целей он достиг в Литтл-Коббле? И все же, как и в прошлые годы, Моне было нелегко разговаривать с ним как ни в чем не бывало.
– Ты рада, что вернулась?
Короткие и настойчивые вопросы – еще одна характерная черта Майкла, вспомнила она.
– Пожалуй, да. По крайней мере, хоть что-то новое.
– Как и для нас. Без тебя здесь скучно.
– Хочешь сказать, не о чем посплетничать? – усмехнулась Мона. – Что ж, вас всех ждет жестокое разочарование. Я намерена остепениться: буду выращивать кабачки и вести себя так примерно, что даже миссис Гантер прижмет меня к своей костлявой груди!
Губы Майкла изогнулись в улыбке, а затем, словно против воли, он рассмеялся.
– Мона, ты неисправима! Я рад, что ты вернулась, вправду рад.
В голосе его прозвучало искреннее чувство, и Мона вздернула бровь.
– Да неужто? Кажется, и в самом деле… Итак, старые распри забыты. Я торжествую победу. Выкурим по этому случаю трубку мира?
– Извини, я забыл, что ты куришь.
Майкл извлек из кармана помятую пачку сигарет. Мона взяла одну, и он протянул ей спичку, прикрывая ее от ветра ладонями.
– Спасибо, – сказала она. – Мирись, мирись, мирись и больше не дерись – и не ругайся!
– Разве мы много ругались?
– Случалось. И даже когда ты молчал, Майкл, знаешь, какой у тебя был презрительный и осуждающий вид?
– Не может быть!
– Только не говори, что ты это не нарочно! Ты считал меня ужасной девицей – и ясно давал это понять.
– Неправда! – запротестовал Майкл.
На миг Моне показалось, что он смущен.
– Тебя я никогда не осуждал. Однако… по правде говоря, твои друзья мне действительно не нравились.
– И друзья, и мой образ жизни… Будь честным, Майкл.
– Хорошо, если так хочешь, – согласился он, – и твой образ жизни тоже. И на правах старого друга иногда я позволял себе высказываться по этому поводу.
– Позволял себе высказываться? – воскликнула Мона. – Да ты меня просто в грязь втаптывал! Этакий самодовольный праведник, обличающий заблудшую душу! Как я в такие минуты тебя ненавидела! Майкл, тебе, наверное, никогда не приходило в голову,
