между колоннами и стеной, и втиснулась туда же сама.
Он неожиданно покорился и не верил сам себе: подчиниться этой девчонке и неизвестно зачем прятаться с ней от своих же легионеров! Но как раз в этом тоже было острое, давно забытое наслаждение, предчувствие приключения. Их тела были плотно прижаты друг к другу, и это взолновало его. Он не видел ее лица. Факел вырывал из темноты только ее губы, и он смотрел на них завороженно. Она стояла, затаив дыхание. И оба не двигались.
Она пахла корабельной смолой, пряным сладким карробом и морским ветром. Всемогущие боги, какое неодолимое охватило его тогда желание к этой испуганной замарашке с обветренными припухлыми губами, этой заговорщице, беглянке, дерзкой девчонке, этой кошке, гуляющей по ночным террасам, этой царице Египта!
Он имел стольких женщин в стольких странах! Из них можно было с легкостью составить добрую когорту, но не многие могли предложить ему по-настоящему интересное приключение. Здесь он его чувствовал всем телом!
Наконец «опасность» миновала, но они продолжали стоять в нише.
– Кажется, ушли – прошептала она, и от этого шепота у него по спине поползли приятные мурашки.
И почему-то тоже шепотом, он ей ответил:
– Не лукавь, царица. Ты удивительно умна для своего пола и потому прекрасно понимаешь: мне нет никакого смысла поддерживать твоего брата. Он – под контролем человека, на чьих руках – кровь римского консула. Потин ненавидит Рим, он внушил эту ненависть Птолемею, и они будут только ждать случая, чтобы вонзить нож нам в спину. К тому же у них сейчас сильная армия и поддержка александрийской знати. А у тебя нет армии. Знать Александрии тоже тебя не поддерживает, разве только дальние провинции. Властью ты будешь обязана только мне. Все, что от тебя требуется, – это… любовь к Риму.
– А Рим меня уже полюбил так, что, кажется, проткнет насквозь… – прошептала она и приблизила свои губы к его губам, но не поцеловала, а остановилась очень близко и замерла. Ему понравилось, что она ждала действия от него. Ее язык был упоительным – маленьким, твердым и по-кошачьи острым.
Судьба этой страны и ее царицы решалась в тесной темной нише между колоннами, а под ними простиралась древняя ночная Александрия.
Из-под террасы опять донесся чей-то тихий свист и слова на незнакомом языке. Клеопатра нехотя вылезла из ниши и, перегнувшись через баллюстраду, что-то ответила гортанным шепотом.
Цезарь буднично отряхивался от пыли.
– Тебе нет смысла возвращаться в подземелья, – заметил он. – Я обещаю тебе поддержку Рима.
– А как с Арсиноей? – спросила она из темноты.
– Это будет зависеть от того, кто из вас полюбит Рим больше, – улыбнулся он и мысленно прикинул, когда его требование подкреплений должно достигнуть Марка Антония, и сумеет ли он до их прихода продержаться в Александрии с двумя неполными легионами против Ахиллы.
– Я вернусь, когда тебе поверю. И еще… загляни-ка Арсиное под волосы, вот тут, на шее.
