что поэма очень хороша.
Философия, поэзия, музыка… Цезарь с горечью начал осознавать, что Рим с его любимыми развлечениями, с отрубленными конечностями гладиаторов и хищников на песке отсюда выглядит… варварским!
Среди ученых Музейона выделялся важный астроном с облаком серебряных волос, белой бородой и смешливыми глазами. «Наверное, так выглядел великий Аристотель», – подумал Цезарь. Астроном все делал медленно и величественно – ходил, говорил, подносил ко рту пищу. Но однажды эллин допустил бестактность, даже дерзость:
– Скажи, Цезарь, есть ли астрономы в твоем Римском Музейоне?
Клеопатра взглянула на Цезаря обеспокоенно.
– В Риме пока нет Музейона, – ответил он ровно. – Нет в нем и такой библиотеки. Но и то, и другое я намерен вскоре учредить.
Не замечая тревожных взглядов Клеопатры, астроном (Цезарь не помнил его имя) продолжал:
– Создание Музейона и сбор манускриптов требуют многих лет, столетий даже, усилий многих ученых, философов, историков…
– В Риме мы быстро достигаем того, на что у других народов уходят столетия. А есть и нечто такое, чего нет нигде в мире…
– Да, прекрасные римские легионы! – Дерзкий сарказм был уже очевиден.
– Не только. Также – наши своды законов – codices. И наши суды, – отрезал Цезарь.
Астроном согласно кивнул:
– Да, здесь мне нечего возразить. В этом ты прав: вашим codices эллинам было бы полезно поучиться. Они превосходно организованы. А ваши суды, я слышал, заменяют римлянам театр: та же игра страстей, единство времени и места, непредсказуемая развязка. Но вот только казнь реальная, с настоящей кровью. Неужели, чтобы наслаждаться действом, в финале обязательно должна пролиться настоящая кровь?
Все поняли, что старик намекал на столь любимые римлянами гладиаторские бои, которые греки всегда считали варварством.
Клеопатра недовольно взглянула на астронома, но ничего не сказала.
– Римляне не боятся смерти, они считают ее естественным продолжением жизни, – заметил Цезарь. – Разве это не так?
– Отсутствие страха смерти обычно свойственно детям и юношам. С возрастом человек мудреет и начинает более ценить жизнь. Наверное, так не только у отдельных людей, но и у народов? – не унимался дерзкий старец.
– Ты прав, астроном. Так же и у народов. Народы, как и люди, тоже дряхлеют и потом шамкают беззубыми ртами о своем былом величии. Потому что единственное, что им остается от былого могущества, – воевать словами.
Повисла пауза, а потом грек произнес задумчиво:
– Слова, пожалуй, то оружие, великий Цезарь, которое опасно недооценивать. В словах заключены идеи, а идеи могут разрушить царства куда вернее катапульт.
Снова неловкая пауза.
Цезарь не обратил внимания.
– Я
