двинулись в ту же сторону.
Чем ближе к столу, тем многолюднее становилось. Тут уже стояли плечом к плечу, толкая друг друга. Те, кто положил себе еды, отходили и начинали есть. Торопливо глотали то, что запихивали в рот. Некоторые от усердного глотания покрылись потом. Исмаил так засмотрелся на это, что потерял Харири, тот тоже исчез. Теперь Исмаил был один и никого не знал вокруг. Все поглощали пищу, глядя по сторонам захмелевшими, немного влажными глазами. Лязг ложек и вилок наполнял зал. Ни Солеймани, ни Сафара также не было видно. Когда открылся подход к возвышению с едой, Исмаил взял себе тарелку и положил в нее немного салата. Сразу отошел в сторону. Нашел спокойный уголок и начал медленно есть. Запах еды смешивался с ароматом одеколона и с мягкой западной музыкой.
Шло время, и спадал шум вилок и ложек. Животы округлялись на глазах. Вместе с тем некоторые еще, ради забавы, хотя и уже пресытившись, продолжали двигать челюстями, бессмысленно глядя вокруг. В это время подошедший к микрофону человек пригласил гостей перейти в другую часть зала, где ровными рядами были расставлены кресла. Сотрудники банка потянулись туда. Появился и Харири. Его щеки расцвели, а глаза блестели. Он спросил Исмаила со смехом:
– Как, хорошо пришлось?
– Прекрасно!
Харири взял его под руку и потащил за собой.
– Пойдем, сядем на хорошее место.
Они нашли себе места и сели рядом. Исмаил спросил:
– Не видели господина Солеймани и Махраджа?
– Вон они, сидят перед председателем совета директоров.
Исмаил посмотрел туда, куда показал Харири. Увидел затылки обоих. Сафар, как всегда, сидел строго прямо. А голова Солеймани была вровень с его плечом. Он казался немного расплывшимся и приплюснутым. Харири низко опустился в своем кресле и пробормотал:
– Как они сдружились, а мы и не ведали…
В это время на трибуну вышел главноуправляющий. Все замолчали. Несколько мгновений он стоял, не говоря ни слова, и смотрел на сидящих. Кроме звуков кое-где передвигаемых стульев, ничего не было слышно, словно все задержали дыхание. Главноуправляющий откашлялся и медленно сказал:
– Вот уже недели и месяцы я, старик, жил в нетерпеливом и страстном ожидании этого дня. Я жаждал дня, когда большая и гордая семья нашего банка вот так тепло и искренне соберется под одной крышей, я на дрожащих ногах поднимусь на трибуну и своими ослабевшими глазами посмотрю на вас. И вот я смотрю тем взглядом, которым дедушка, постаревший и ослабевший, в последние годы жизни смотрит на своих потомков. Хотя сегодня я чувствовал недомогание и прибыть на встречу с вами мне было тяжело, все-таки я сказал себе: оставь больничную койку и приди на собрание дорогих людей – может быть, уже в следующем году ты не сможешь быть с ними. И вот я приехал, чтобы сказать: я люблю вас всем сердцем.
Он отошел от микрофона. Несколько раз кашлянул. Вытянул бумажную салфетку из коробки на столе
