проснулся. Его поразило это видение. Он уже не смог заснуть, сколько ни ворочался с боку на бок. Наконец Григорий встал, помолился Богу и пошел в церковь. Дорога была долгой – почти пять верст от деревни до церкви. Идет Григорий, а сам думает об этом видении. В храме он подошел к священнику и знаками объяснил, что ему надо отслужить панихиду за упокой души раба Божия Терентия, своего отца. После утрени заблаговестили к обедне, затем была панихида. Григорий горячо молился. Стали подходить к кресту. И когда Григорий целовал крест, он вдруг почувствовал, будто тяжесть свалилась с него. На душе стало радостно, легко. «Господи Иисусе!» – сказал Григорий, осеняя себя крестным знамением.
Обращение атеиста
Я лечился в Швейцарии и уже надеялся на выздоровление, как вдруг доктора сказали, что мне необходима срочная операция. Конечно, это сообщение меня расстроило. Операция была серьезной, но без нее я мог остаться инвалидом. Поэтому я решил рискнуть и дал доктору свое согласие.
День, назначенный для операции, приблизился очень быстро. Я заранее привел свои дела в порядок, на случай плохого исхода. Операцию должен был сделать известный хирург, профессор университета. Накануне были закончены все мои приготовления. Поужинав, я приступил к длительному воздержанию от пищи перед операцией, которую, разумеется, должны были делать под наркозом. До нее я уже не должен был ни пить, ни есть.
Вечер я провел, общаясь с другими больными. В десять часов я принял ванну, затем ушел спать немного раньше обыкновенного. Странно, но я не чувствовал ни беспокойства, ни страха. Мне пришлось в прошлом перенести легкую операцию под хлороформом, и воспоминания об этом успокаивали меня.
А. Бида. И сказал Иисус: «Это ныне пришло спасение дому сему». 1858–1883
Мой сон был безмятежным, и я проснулся в восемь часов утра. Стояла зима, день был тусклый и темный, свинцовое небо тяжело нависло над долиной, окрестные горы были закрыты тучами. Впервые я почувствовал, что меня оставляет бодрость духа, и что-то похожее на беспокойство стало закрадываться в мою душу.
Ровно в девять часов я услышал тихий разговор в коридоре и шаги нескольких человек, приближавшихся к моей палате. В дверь постучали.
– Войдите! – сказал я.
Профессор был высоким мужчиной, около пятидесяти лет. Он стал меня исследовать и с особенным вниманием выслушивал мое сердце, от его состояния зависел успех операции. Результаты осмотра, должно быть, были удовлетворительными, и после нескольких вопросов и двух-трех ободряющих слов знаменитый хирург спустился вниз вместе с другими, чтобы закончить последние приготовления. Меня должны были позвать через полчаса.
Нервное беспокойство овладело мной. Наконец пришла сестра милосердия и позвала меня в операционную. Все обитатели больницы или ушли на утреннюю прогулку, или отправились на террасы, чтобы провести на них утро, как это было заведено. Все было так, как всегда, и чувство одиночества охватило меня,
