удалось, потому что отвлекло другое. Оно вдруг плотным объятием охватило спину, отчего спине стало то ли холодно, то ли, наоборот, горячо, не поймешь, но одинаково плохо. Даша торопливо поднялась с корточек и оглянулась.
Сквозь просветы между высокими каменными зубцами, огородившими площадку, глядело что-то отчаянное, не менее безысходное, чем эти зубцы и флаги над ними. Чем рысь со своим бешенством и золотыми клыками, чем вся эта жуткая башня, по-видимому, надолго, если не навсегда, отгородившая пленницу от нормального мира. За что? Что я такого ему сделала? – почти точь-в-точь повторила Даша произнесенные незадолго перед этим слова, но забыв, что повторяет. И опять заплакала. Ах как давно она не плакала! Даже тогда, когда теряла друзей. А тут плачет второй раз подряд. На ослабших ногах она подошла ближе к проему между зубцами – бойнице, будь она неладна – и посмотрела на незнакомый пейзаж. Знакомый, поправила она, вытирая рукавом слезы, да только я не знаю об этом. Не желая больше никуда глядеть, она отвернулась от проема, сползла спиной по стенке зубца и села на серые плиты… А может быть, можно жить и в этом мире? – в робкой надежде спросила она себя через некоторое время. Пока, пока не вернется настоящий. Они же будут меня лечить и, возможно, вылечат. Это придало Даше сил. Она встала, снова оглянулась вокруг, прошлась вдоль зубцов. Слезы высохли, Даше стало стыдно за них. Надо лишь подождать, и достойно подождать. Может, это достоинство как раз и станет тем ключиком – вместо ума. Которое откроет дверь из темницы или хотя бы поможет открыть тем, кто пытается открыть дверь снаружи. Нельзя распускаться и терять человека в себе. Надо сражаться за него, как сражалась раньше. Даша остановилась, нагнулась, приподняла штанину. Он был на месте: на своих потертых, почерневших ремнях с цепким ворсистым нахлестом, с рифленой рукоятью, подстрахованный лентой с таким же цепким ворсом. Как я могла забыть о нем? Даша отлепила ленту и вытащила нож из ножен, неширокий, но и не узкий, со сглаженным кончиком. Уловив солнечный луч, клинок заиграл серебром. Не хуже, чем ее клыки золотом, подумала Даша, не переставая ни на минуту слышать кошачий концерт. А хуже или лучше, это мы посмотрим. Что-то капнуло на чистейшее стальное полотно и растеклось красным. Даша провела тыльной стороной ладони по лбу и понемногу выпрямилась. Рука тоже стала красной. Неплохо она меня захватила. Промокнув на этот раз рану рукавом, Даша коротко оглянулась по сторонам, поймала взглядом синий флаг со спрятанным наполовину в складках золотым львом, стоящим на задних лапах, и двинулась к нему. Громадное полотнище крепилось к толстому остроконечному, точно копье, древку несколькими кольцами тонких кожаных ремней, а само древко, в свою очередь, кольцами к углу, только не кожаными, а металлическими, приутопленными в кладку. Взяв нож в зубы, Даша встала на цыпочки и не без труда извлекла огромный флаг из креплений, перебирая по древку руками. Одного такого флага было достаточно с лихвой на всё, что требовалось. Во
