замедлились вместе с шагами, которые уже совершались по ровному дну долины. Так же вместе с шагами они и остановились. Что же дальше? – подстегнул их Домотканов. На этот вопрос ответила улыбка, вдруг завладевшая губами Домотканова – точно такая, какая заиграла на скуластом лице черноволосой женщины в нескольких шагах напротив, точно такая, какая раздвинула посеребрённую бороду Валентина. Улыбка скуластой женщины перешла в смех, Домотканов тут же почувствовал, что и сам засмеялся в ответ.
Отсмеявшись, но не гася смеха в ярко-голубых, словно лучистые звездочки, глубоко посаженных глазах, женщина пересекла последнюю разделяющую их дистанцию в четыре шага и первому протянула руку Валентину. Возможно, из-за его более почтенного возраста, чем у Домотканова. Валентин торопливо перекинул булаву из правой руки в левую и подхватил протянутую ладонь.
– Валентин, – так же торопливо произнёс он и смущенно потупился, как будто сделал что-то не то.
– Даша, – ответила молодая женщина.
Руки расцепились.
Теперь была очередь Домотканова. Взяв чужую тёплую ладонь в свою, он не спешил представиться, а вначале более внимательно посмотрел в лицо новой знакомой – и уже не смог оторваться. Не потому что лицо было необыкновенно красиво. Скорее наоборот. Дело было вовсе не в этом. А в чём? Заняться этим вопросом означало всё испортить, а потому Домотканов и не пытался, а всё смотрел и смотрел, забыв о приличии. Новое лицо кружило голову до такой степени, что хотелось впитать его в себя, а вслед за ним и всё остальное, на которое распространялось от него очарование, как лучи от солнца: эту ярко-синюю бандану, аккуратно повязанную вокруг головы, тугие чёрные косички с вплетёнными в них золотисто белыми лентами, спадающими на открытые из-за широко расстёгнутого ворота рубахи ключицы, эту грубую пятнистую рубаху почти до колен, тяжёлые чёрные ботинки, царапины с запёкшейся кровью на круто изгибающейся скуле, над чёрной густой бровью и, главное, трогательную круглую коленку, проглядывающую сквозь дырку на штанине. Небольшие смеющиеся глаза выглядывали из глубоких впадин, как из затаённой дали.
– А я Домотканов, – наконец обрёл он дар речи.
– А я ещё раз Даша, – весело фыркнув, ответила молодая женщина и высвободила руку из руки Домотканова.
Как понравилось ему, что всё случилось именно так – легко, весело, как между старыми друзьями, так, наверно, и должно быть всегда между людьми. И это тёплое обращение на «ты», словно по чьей-то подсказке последовавшее дальше в разговоре, было лишь продолжением прекрасного происходящего. Он что-то отвечал, тихо улыбаясь, обводя собеседников слезящимися глазами, но больше слушал, продолжая впитывать всё окружающее нового человека без остатка, как драгоценный бальзам.
– … А я из самой дальней отсюда башни, – лился в него хрипловатый, наверно, от переполнявших не хуже Домотканова чувств, голос Валентина, –третьей, или, если хочешь, первой по счёту,
