о детстве: про папу и дни желаний. Маленькие праздники для любимой дочери повторялись через воскресенье, и ей разрешалось всё, кроме покупки фортепьяно, потому что на него еще не накопили. Но в этом сне папа приготовил ей сюрприз. Девочка вошла в комнату, а там стоял искрящийся на солнце инструмент. Их комната огромная-огромная, светлая-пресветлая. Она подходит к роялю, садится и начинает играть. Звучит приятная музыка, вытесняя из души беспокойство и страх.
Границы между сном и явью не было. Ощущение счастья рассеялось, и вдруг больно кольнуло:
– (Алексей, где он, что с ним?) – Урбанова резко вскочила и застыла в неудобной позе.
Время остановилось. Прошла целая вечность, измучившая ее одним вопросом.
– (Алёш, ты где, что с тобой?)
Она не ощущала его мертвым, но и не видела зеленой точки, зыбко связывавшей их в конференц-зале.
– (Это я виновата, – укоряла она себя. – Черт меня дернул подумать накануне: «полетели кого-то бомбить». Надо быть осторожнее с ними, с мыслями).
Урбанова перешла на кухню, жадно выпила стакан воды, налила второй, поставила перед собой и уперлась взглядом в дрожащую поверхность, повторяя вслух:
– Позвони, позвони, ну пожалуйста, позвони…
Так прошло три дня. К ней приходили люди: и знакомые, и чужие. Есть такая традиция в Штатах – приносить еду в дом, который посетило горе. Но она ни на кого не реагировала. Сидела неподвижно, глядя на прозрачную жидкость, и повторяла:
– Миленький, ну что же ты не звонишь? Откликнись. Я тебя очень прошу.
Поблескивая на солнце, вода мерцала, контуры расплывались, затуманивая поле зрения. Постепенно блики исчезли, и Алёна уже смотрела сквозь воду, как через дымчатое стекло. Размытые силуэты, похожие на топографическую карту, крыши домов и машин медленно проплывали в ее заблудившемся сознании. Она была не в состоянии разобрать, что это – явь или сон. Да и не хотела она ничего понимать. Алёна искала мужа и знала, что найдет.
Пошла игра в прятки между сознанием и подсознанием. Ей привиделась точка, но на сей раз она была не зеленая на черном фоне, а прозрачная, как малюсенькое пятнышко в затянутом инеем окне. Отверстие расширилось до размеров копеечной монеты и превратилось в дырку в мутном стекле. Через эту «линзу» всё стало отчетливо видно. Одного жалко, что уж больно миниатюрная, мало в нее помещается, трудно искать, но она разыщет мужа в этом большом городе обязательно.
Покинув кафе-убежище, Алекс без труда нашел ближайший госпиталь и определил туда окончательно потерявшего рассудок Дьюка. К счастью, врачи успокоили, заверив, что психологический шок должен скоро пройти.
– (Хорошо бы ему выздороветь побыстрее. Сколько ему лет? Ровесник нашему Афоне, может, чуть постарше?) – размышлял Нахимов, бродя по больнице.
Его тоже осмотрели, сказали, что из города вылететь нельзя, все аэропорты закрыты, поинтересовались, есть ли ему где ночевать, и предложили остаться в госпитале.
Алекс
