style="font-size:15px;"> Парадная оказалась заперта. Луговой свернул в подворотню, низко наклонившись, едва протиснулся в маленькую входную дверь под низким козырьком. Поднялся на третий этаж по крутой черной лестнице и нажал на кнопку дверного звонка. Электрический звонок не отзывался. Молодой человек настойчиво постучал в дверь. Ему открыла баба, укутанная в платок.
– Мне нужен Лукашевич.
– К Лукашевичу стучать четыре раза, – зло проворчала баба. – Вон его дверь в конце коридора.
Темный коридор пропах кислой капустой. Вдоль стен были сложены какие-то деревянные обломки, очевидно предназначенные на дрова. Головой и плечам задевая сохнущее на веревках белье, Луговой прошел до последней комнаты и постучал в высокую двустворчатую дверь, изуродованную грубо врезанным замком:
– Разрешите, Николай Александрович?
Не дожидаясь ответа, он вошел. Комната осталась со старого времени почти в целости. Очевидно, раньше она служила кабинетом. Шторы и портьеры были на месте, ковры, мебель и паркет, стекла на высоких окнах – все сохранилось. С фотографий на стенах смотрели благородные лица, фигуры в мундирах с орденами. О новых временах напоминали только буржуйка у окна и сложенная возле нее маленькая поленница. Старик в домашних валенках, укутанный в плед и меховую безрукавку, поднялся навстречу гостю из большого мягкого кресла, отложил плед и книгу, которую только что читал, выпрямился и спросил:
– Чем могу служить?
– Здравствуйте. Я за консультацией к вам, Николай Александрович. Я из ОГПУ. Меня зовут Михаил Яковлевич, – Луговой предъявил бумагу. Старик, откинув подальше голову, внимательно изучил документ из рук Лугового, потом поставил стул напротив своего кресла и молча указал на него, а сам сел в свое кресло с ожидающим видом:
– Из ОГПУ ко мне первый раз. Я больше уголовный розыск консультирую…
– Нас интересует ваш бывший сослуживец: титулярный советник Василий Мефодьевич Воробьев. Расскажите о нем.
– Вы справлялись о нем в архивах?
– Архивы полицейского ведомства, как вы знаете, уничтожены в первые же дни Революции. Поэтому, мы и вынуждены постоянно прибегать к вашей помощи.
– Я согласился консультировать вас в поисках настоящих преступников, уголовных элементов. Я полагаю, с этой точки зрения господин Воробьев вас никак не может заинтересовать. Впрочем, и политическую полицию он также вряд ли может заинтересовать, ибо никогда политической деятельностью не занимался. И если он еще жив, а у него в свое время обнаружилась какая-то серьезная болезнь, кажется, что-то с почками, так вот, если он еще жив, то наверняка находится за пределами Советской России. Он уехал на лечение еще до революции. И учитывая обстоятельства нашей нерадостной действительности, вряд ли он возвратится.
– Гражданин Лукашевич, – сурово прервал его Луговой, – предоставьте нам решать, кто нас может заинтересовать, а кто не может. А на ваше первое заявление могу вам ответить, что господин Воробьев подозревается в незаконном пересечении границы и незаконном пребывании
