его вечера, и приходил он домой около десяти к бабке, не зная, что ждать дома.
В тот день он пришел, и открывая ключом квартиру, почувствовал – а чувствительность его была сильно развита из-за диеты, медитаций и спокойного почти монашеского образа жизни – что-то не так.
Он открыл дверь, но в квартире бабки не было. Он сел в медитацию и соединился с бабкиным астральным телом. Он увидел ее сидящей у церкви. Воля верил своим знаниям, и решил опять проверить себя. Через пол-часа он был около той церкви, которую увидел в медитации. Бабка точно сидела у входа в позе лотоса и просила милостыню. В церкви шла ночная служба, и народ, выходя, бросал ей деньги. Она улыбалась и прятала из в карман.
– Бабусь! Ты чего тут расселась? Ведь в бога не веришь! Коммунисткой была.
– Была, да сплыла, внучек! Смотри, сколько надавали, грешники, и она показала Воле целый карман денег, да еще несколько бумажек.
– Дают, не жалеют.
– Вставай, домой пора! Мне рано вставать утром.
– Знаю, ну вот попробовала. Понравилось. Лучше супа твоего. Сиди себе да собирай деньги-то. Может, курицу мне купишь поесть.
– Нет, не куплю, не проси! Трупы животных есть вредно, да еще в твоем возрасте. Не куплю! Поехали домой.
И Вольдемар потащил свою сумасшедшую бабку к метро. Но она по дороге бузила, скалила зубы и делала рожицы проходящим похожим. В метро она села посредине почти пустого дивана и расставила ноги. Раздался громкий пук.
– Пернула! – заявила громко бабка и рассмеялась. Напротив сидели две молодые женщины, похожие на сестер.
– Ну что на меня выпучили зенки? Пукнуть уж старому человеку нельзя? – сказала старуха глядя на них. Воля сидел рядом и молчал, не вмешиваясь. Бабка закрыла глаза и тут же захрапела, привалившись головой на плечо внука. Тот сидел в медитации с открытыми глазами и, несмотря на грохот метро, не ощущал ничего – ни бабкиного храпа, ни запаха тел людей, сидящих в вечернем метро, ни свое дыхание. Он попал в странное вневременное пространство, и там оставался до выхода на конечной остановке поезда. Но он был сознателен. Когда поезд остановился, он встал, разбудил бабку. Та подпрыгнула, и со сна не могла понять, где они.
– Пошли домой, – мирно сказал Воля, и они поплелись к высотке, где жили вдвоем в бабкиной однушке. До рассвета оставалось еще три часа, а до смены в пекарне -четыре. Это Волю не смущало. Йоговская практика сократила его потребность в сне до 3—4 часов, что было очень удобно.
Но эти секреты он никому не рассказывал – учеников у него не было. Единственное что он делал – вел дневник, да и то не всегда, записывая себе то, что считал пока важным. Пока.»
– Тут какая-то корючка нарисована, – сказала Оля. Я посмотрела в тетрадь. Там был изображен какой-то символ, похожий на скрипичный ключ, лежащий на листке от дерева. Видно, здесь кончалась глава.
Я устала от печатания, и мы пошли на кухню.
