когда она меня на позор выдать не позволила, – девушка ожесточённо пнула мёртвое тело.
Плечи её затряслись в горьких рыданиях.
– Ну, ты это… Поплачь. Зараз полегшает, – сотник осторожно положил свою ладонь на плечо девушки.
Я присвистнул. Было видно, что сотнику не просто жаль соплюшку. Даже могу сказать больше: он на неё запал. Девчушка-то при ближайшем рассмотрении оказалась довольно-таки милой, даже, можно сказать, смазливой. Казаки пьяные-пьяные, а видели, кого под вагон тащить надо.
– А ну быстро в вагон, – не выдержал я. – Сейчас здесь такое начнётся, что чертям тошно станет.
Девушка как бы нехотя отстранилась от Ивана и побрела к вагону.
– Что, пошли назад? – посмотрел я на сотника.
– Дак, а куда же? С барышней пообщаться ты мне не дозволил. Сатрап ты, есаул. Я, могёт быть, сурьёзные намерения насчёт этой мамзели поиметь возжелал, а ты… – притворно сокрушался он, забираясь следом за мной под вагон.
В это время со стороны нашего вагона раздались первые выстрелы нападавших. В ответ раздались выстрелы защитников.
Иван удовлетворённо кивнул головой:
– Держатся покудова наши дружки-товарищи.
Лежавший на спине «клиент» Ивана заворочался и забористо обложил трёхэтажным матом неизвестно кого.
– Во, мой крестник оклемался, – обрадованно потёр руки сотник.
Хочу заметить, что от однофамильца моего Степана так и било положительной энергией. Видно, не подрастерял он на фронтах первой мировой желания радоваться жизни. Окружающие поневоле заряжались его энергетикой и чувствовали себя рядом с ним гораздо увереннее.
– Счас мы его спытаем, что это за воинство туточки озорует? Эй, болезный, что это за орда басурманская на нас свалилась? – приступил сотник к реализации своих планов.
Поверженный казак злобно завращал глазами, затем его взгляд остановился на неподвижном теле своего товарища.
– Кум Захар, ты энто чегой-то? – глупо спросил он.
– Был кум, да весь вышел, – посочувствовал ему сотник. – Счас он с архангелами гуторит, а могёт быть, и с самим Гавриилом.
– Ты чего энто зубы скалишь? – неожиданно «взбы- чил» казак. – Кума моего порешили и радуетесь, мать вашу итить!
– Ты, дяденька того… не собачься, не такое твоё положение, – попытался его образумить Иван.
– Да пошли вы! – бушевал хмель в голове полупьяного казака.
Недолго думая, я ткнул ему кулаком под дых, казак на полуслове задохнулся и нехотя сложился пополам.
– Ну вот… – сокрушённо произнёс сотник. – Теперь в животе одна оказия получится. – И, примерившись, влепил ему звонкую оплеуху.
– Энто вы по какому такому праву меня истязаете? – отдышавшись, возмутился казак.
– Поясняю. Потому как ты есть военнопленный, «язык» проще говоря. И могём мы спытать на тебе все методы допроса. – ухмыльнулся Иван.
– Не
