Очень запросто можно и огрестись.
Сотник оборачивается назад и сообщает:
– Трое их там. Лупят из винторезов прямо через дверь.
Из тамбура раздавались хлёсткие выстрелы. В тесном помещении они имели эффект разрывающихся бомб.
«Всё верно, – подумал я, – ещё бы они что-нибудь услышали при таком-то бедламе».
– Под свои бы пули не попасть! – прокричал мне в ухо Иван. – Наши-то в ответ тоже палят. Ишь, как дверь измочалили!
Я тоже заглянул в тамбур. Казаки курили самокрутки и не высовывались в дверной проём. Двое из них, вставив в расщепленную пулями дверь стволы винтовок, время от времени нажимали на спусковые крючки, потом, не оборачиваясь, протягивали оружие третьему. Тот ловко передёрнув затвор, возвращал винтовки назад, и всё повторялось по новой.
«Ну и ну, – усмехнулся, – так-то воевать можно. Главное, что не хлопотно».
– Что, есаул, пощекотаем станичников? А не то они скоро заснут, – крикнул мне сотник. – Не я ихний атаман. Вояки, растудыт их в коромысло!
В знак согласия я молча кивнул головой и, присев на левое колено, выставил из-за угла оба револьвера. Сотник навис надо мной, сделав то же самое. Грохот выстрелов ударил по ушным перепонкам, а гарь от пороховых газов едко защекотала гортань.
Пули, выпущенные из четырёх стволов, буквально изрешетили наших оппонентов. Победа была безболезненной и полной. Одна лишь мысль о том, что приходится стрелять в своих же русских людей, беспокойно ворочалась где-то в глубинах сознания.
Я оглянулся назад. Спасённая нами незнакомка стояла, прижавшись к стене. Её глаза были закрыты, а ладони крепко сжимали уши.
Иван ухмыльнулся и, засунув один из наганов за ремень гимнастёрки, легонько похлопал её по руке.
– Что, испужалась? – улыбнулся он в распахнувшиеся глаза.
Девчонка засмущалась, затем, опомнившись, гордо вздёрнула подбородок.
– Нисколечки.
– Ну-ну! Значит, не из пугливых?
Девчонка вновь стрельнула в казака глазами и решительно мотнула головой.
– А как звать-то тебя, красота непуганая? – серьёзно спросил он.
Предательский румянец мгновенно растёкся по щекам девушки, а пушистые ресницы, хлопнув от недоумения пару раз, спрятали от нас глаза.
– Александра, – еле расслышал я её дрогнувший голос.
– Шурка, значит… – покровительственно произнёс Иван.
– Александра! – раздался в ответ сразу потвердевший голос.
– Александра так Александра, – Иван шутливо поднял руки. – Так даже ишто красивши.
«Всё, пропал казак», – утвердился я в своих подозрениях.
Может быть, молодые и продолжали бы ворковать и дальше, но выстрелы, раздавшиеся из тамбура нашего вагона, прекратили их занимательный разговор.
– Данила! – крикнул сотник. – Это ты, сукин кот, в нас палишь?
