французского законодательства, административную структуру, систему высшего и среднего образования и т. д. Неприятие императора буржуазными элитами вполне понятно. Хотя обычно оно мотивируется тем, что Наполеон – «диктатор», «что он душил свободу самовыражения независимого индивидуума», сущность здесь гораздо глубже. Империя Наполеона была не страной, где господствовали биржевые дельцы и спекулянты, а миром, где доминировала элита меча. Именно элита воинов определяла вкусы, нравы и ценности общества. В этом смысле государство Наполеона, несмотря на его развитую экономику и передовую науку, как это ни звучит парадоксально, было страной еще более «старого порядка», чем дореволюционная Франция. В своих моральных ценностях по ряду параметров она была ближе к суровым рыцарям времен Филиппа Августа, чем к придворным кавалерам Людовика XVI.
Император старался сделать так, что воинская слава затмевала все остальное. Самопожертвование людей во имя отечества и общего блага должны были восславить художники и скульпторы, композиторы и музыканты, писатели и поэты. Мало того, что достойного воина щедро вознаграждали, эту награду стремились преподнести так, чтобы поднять человека в его собственных глазах, заставить его почувствовать ответственность и проникнуться желанием совершить еще большие подвиги.
Не случайно поэтому вся молодежь Франции только и мечтала о воинской карьере. На уроках в лицеях и военных школах беспрестанно изучали деяния героев древности, а Плутарх с его «Жизнью великих людей» был поистине заменителем Библии. «Мысли о воинских подвигах кипели в голове всех молодых людей, – рассказывает капитан Блаз, – а бессмертные свершения нашей армии заставляли биться сердца и наполняли их благородным энтузиазмом»[210].
Необходимо отметить, что наполеоновская знать воителей никоим образом не исключала высокий интеллект, а, наоборот, культивировала его. Покрытый ранами полуграмотный рубака, конечно, пользовался уважением, но имел мало шансов подняться к вершинам иерархии. Император всеми способами стремился пополнить ряды высших чинов не просто отважными людьми, но и людьми высокообразованными.
«За отечество, науки и славу» – было начертано на знамени Политехнической школы, и этому девизу следовали лучшие представители французского офицерского корпуса. «Сейчас мы начинаем дифференциальные и интегральные исчисления, мы погрузимся в физико-математические науки. Я хочу работать как одержимый»[211], – с юношеской восторженностью писал молодой курсант Сен-Сира. А офицер-ординарец (officier d’ordonance) императора Хлаповский, с благоговением вспоминая о времени, проведенном в Политехнической школе и об уровне образованности ее воспитанников, рассказывал: «Легко понять, что молодые люди, столь занятые науками, не очень много думали о светских развлечениях и, как я уже отмечал, на переменах говорили только на военные темы, развиваясь таким образом и увеличивая свои знания»[212].
Blaze E., La vie militaire sous le Rremier Empire, R, 2011, p. 16.
Soultrait G. R. de. Op. cit., p. 29
Chlapowski D. Op. cit., p. 61
